Пятая жизнь

Солнце уже давно скрылось, оставив вместо себя круглую, бледную луну, а Борис все еще стоял на обочине с безнадежно поднятой рукой – машины следовали, либо через Воронеж на Москву, либо через Ростов на Северный Кавказ.

Где перекусить Борис нашел без труда, поэтому чувство голода его не мучило, зато ноги гудели, а надежда уехать в нужном направлении, с каждым проходившим часом становилась все более призрачной; он автоматически взмахивал рукой и потом, почти равнодушно, провожал взглядом удаляющиеся стоповые фонари.

Чем плотнее становились сумерки, тем четче формулировалась мысль, что незачем приезжать в незнакомый город посреди ночи – кроме милиции никого он там не встретит, а общение с ней никогда не доставляло ему удовольствия, ведь если он не мог обычным людям объяснить цель своего визита, то «стражам порядка» и подавно.

…Надо, либо оставаться здесь и заниматься поисками ночлега, либо перебираться в какое-то более знакомое место,  – опустившись на землю, Борис расслабился; вытянул ноги и закурил. Автомобили двигались мимо, строго придерживаясь указания снизить скорость. Они напоминали математический график, в котором фуры определяли взлет надежды, а легковушки ее спад. Однако это был лишь поэтический образ – в действительности у Бориса уже не возникало чувства, что, оставив «пост», он упускает свой счастливый шанс. Была б его воля, после бессонной ночи, он бы с радостью растянулся прямо на траве и спал до утра, но, к сожалению, Павловские нравы были ему не известны.

Мысли, потеряв остроту, ворочались нехотя, и Волгоград незаметно перестал быть таким притягательным, как показалось утром. Анализируя ощущения, Борис чувствовал, что ему совсем не хочется туда ехать. Но и Павловск в его сознании выглядел промежуточной станцией, название которой забываешь, едва из поля зрения исчезает ее последнее строение.

…Нужна передышка,  – подумал он, – наверное, я перемещаюсь с такой быстротой, что моя интуиция не успевает ориентироваться и подсказывать нужное направление; каждое мимолетное желание я принимаю за ее указующий перст и лечу, как дурак, навстречу абсолютной пустоте. Если б я еще знал, что именно ищу, было б во много раз проще, но мне не дано понять этого, пока подсознание не ткнет носом и не скажет: – Вот оно! Посмотри получше!..

Борис вернулся к теме ночлега, потому что через пару часов наступит настоящая ночь, и тогда голосовать станет просто бессмысленно. …Хотя половина водил и так уже не реагирует. Как здорово было раньше – заходи на любой вокзал и ночуй, а с этой «возросшей угрозой терроризма», фиг куда сунешься… А если вернуться в Воронеж?  – подумал он, глядя на блестевший в сумерках указатель, – уж Центральный рынок-то я найду даже ночью, а там рядом и ночлежка; тетя Даша, небось, меня помнит – я уж уехал только вчера ночью…

Вдохновленный новой идеей, Борис встал, и, как ни странно, первая же фура остановилась, подняв облако пыли.

– Куда, брат? – крикнул водитель в открытое окно.

– На Воронеж!

– Садись! – дверь распахнулась.

В тусклом свете обозначилась стриженая голова и смешно торчавшие уши, хотя… перед Борисом уже прошло столько лиц, что они давно превратились в детали автомобиля.

Едва он вскарабкался в кабину, водитель протянул руку.

– Николай.

Это было немного непривычно – намолчавшись в дороге, люди начинают пространно рассуждать обо всем, что приходит на ум, но имя – это ж ключ к личности, и обычно его не доверяют посторонним; как, впрочем, и любые другие ключи.

– Сам-то из Воронежа? – продолжал Николай после процедуры знакомства, – мне Центральный рынок нужен, а на такой «шаланде» лучше вышивать ночью; там же, небось, как везде, знаков понатыкано – хрен куда проедешь. А тут, пока менты спять… дорогу покажешь?

– Где рынок, я знаю.

– Ну и поехали тогда, – Николай двинул рычаг скоростей, и машина, взревев, тронулась с места, – как там, в Воронеже, с килькой в томате? А то двадцать пять тонн везу – каспийская; не знаю, может, там ее и без меня валом?

– Есть какие-то консервы, – Борис пожал плечами, – но еды не бывает много.

– Это точно. Изобилие нам не грозит – все сожрем.

– Как же ты один в такую даль поехал? – удивился Борис. Ему не приходилось бывать на Каспии, но он знал, что это далеко; к тому же, южные дороги не самые безопасные.

– С ума сошел?.. Две тысячи километров! Не, я с напарником, но у него в Ростове девка, так он тормознулся. На обратном пути заберу его, и от Ростова он погонит.

Глаза быстро привыкли к встречным фарам, от вспышек которых по кабине носились сумасшедшие тени. Во время этих «озарений» Борис успел рассмотреть, и курносого Николая, и бахрому, плавно покачивающуюся по периметру лобового стекла, и полную окурков пепельницу, и целую выставку иконок, приклеенных в ряд по всей панели. Такого их количества он не видел ни у кого – как правило, все ограничивались Троицей.

Видимо, Борис слишком пристально изучал «иконостас», потому что водитель сказал:

– Вообще-то, я в них не разбираюсь. Налепил всех, кого нашел – на всякий случай. Знаешь, однажды такая гнусная история приключилась – под Тверью, пару лет назад. С вечера прошел дождь, а уборочная началась – трактора землю на дорогу волокут, и все это дерьмо потом летит… короче, фары вообще не светят, а ночь, хоть глаз выколи. Это здесь кругом дворники, а тогда я на КамАЗе работал, и решил сдуру промыть фары – неопытный был, глупый. Там делов-то – две минуты, но только я вылез, вот они – две иномарки и «бойцов» человек шесть. Я обратно в кабину, а что делать, не знаю – двое перед машиной встали, чтоб не уехал, а двое на подножку и пистолетом размахивают; открывай, говорят, или хуже будет. Обделался я капитально, и хоть не верил ни в кого, но сам знаешь, что первым на ум приходит. Господи, говорю, сделай что-нибудь!.. И тут молния… аж светло стало, как днем! Потом гром такой – земля затряслась, и ливень!.. Не дождь, а стена! Бандюки по машинам засели; типа, думают – куда я денусь при нулевой видимости?.. А я и думаю: За спиной, как всегда, фура консервов – прикинь, сколько это бабок! Останусь, точняк, убьют; поеду, тоже разобьюсь, но хоть какой-то шанс уйти есть. Я по газам и попер! благо, все у обочин стоят – и я, блин, король дороги!.. И повезло еще, что ни одного поворота не было, иначе б с таким весом… Короче, минут двадцать я гнал вслепую; потом смотрю – дождь стихает, а перед постом ГАИ он и вовсе закончился. Менты тормозят; вылезаю – бледный, руки-ноги трясутся; они, небось, подумали, взрывчатку везу. Тогда ж уже начались все эти «Вихри – антитерроры» и прочая хрень. Короче, пришлось подарить ящик кильки, чтоб успокоились… Вот я и не знаю, Бог мне помог или кто другой; может, просто в природе совпадение такое, но на всякий случай обклеился картинками, и с тех пор… тьфу-тьфу …

– Не думаю, что Бог так мгновенно среагировал, – усмехнулся Борис, – прикинь, сколько просителей достают его, и там есть проблемы поважнее.

– Я и не говорю, что это именно Бог, но что-то ж есть там, наверху? Не верю я, что человек – венец природы, как нас учили в школе. Какие мы, на хрен, «венцы»?.. Хотя не мое это дело, но, вот, налепил их… да и красиво – вдруг ему приятно будет?..

– Ну да, заглянет сюда Бог картинками полюбоваться…

– Не понял, – голос Николая стал раздраженным, – ты что, убеждаешь меня, что Бога нет? Так я ж и не спорю – никто ведь его не видел, но мне, например, так жить легче!

– А зачем его видеть?.. Достаточно хоть раз вступить в контакт с божественным, чтоб почувствовать его. Истинно только личное восприятие, а всякие Библии и Писания, вторичны. Разве не так?

– Может, и так, – неуверенно согласился Николай, не понимая, чего от него хотят, – я просто верю, чтоб Бог есть, и не важно, какой он и где живет. Если б я был восточным человеком, то, наверное, обращался к Аллаху или Будде какому-нибудь… Не знаю, может, тебе и не нужна ничья помощь, но, согласись, трудно человеку в одиночку бороться с этой жизнью…

– А зачем бороться? – перебил Борис, – жизнь – не борьба; это гармония любви, которая насквозь пронизана божественным – надо только настроиться на нужную волну!

– Интересный ты мужик, – Николай усмехнулся, – и религия у тебя странная, но мне интересно. Значит, говоришь, любовь?.. О, черт!!.. – воскликнул он, выворачивая руль.

Фура накренилась; внутри что-то жалобно заскрипело. Борис успел схватиться за дверь, но сумка полетела на пол, откуда-то выкатилась бутылка минералки; правда, тут же кабина заняла прежнее положение. Николай сбросил скорость, и через сотню метров машина плавно остановилась; он вытер пот.

– По логике мы обязаны были перевернуться. Надо убрать его, иначе, точняк, кто-нибудь разобьется.

– Кого убрать? – не понял Борис.

– А ты не видел? Там бревно лежит посреди дороги.

Борис взглянул в огромное, как трюмо, зеркало заднего вида – в свете луны дорога виделась прямой и абсолютно чистой, лишь вдали одиноко маячил автомобиль, и больше ничего. Николай, уже собиравшийся сдать назад, увидел ту же картину.

– Глюки, – он вздохнул, – прикинь, я совершенно отчетливо видел толстенное бревно. Иногда так бывает от переутомления, но сейчас-то – в Ростове я выспался у Сашкиной подружки. В таком состоянии можно хоть до Москвы пилить! Бред какой-то… – он снова завел двигатель.

Философское настроение пропало, и оба молча уставились на летевшую под колеса ленту асфальта; деревья превратились в черную стену…

– Долго еще? – спросил Борис после затянувшейся паузы.

– По моим прикидкам, часа полтора, но, что интересно – обычно на таком расстоянии от больших городов уже появляются всякие дачи, а здесь ни огоньков, ни автобусных остановок.

– Действительно, странная трасса, – Борис оглянулся, – там за нами шла машина. Может, дождемся и спросим?

– Я ж тебе только что рассказывал случай – навсегда научили, как ночью останавливаться на трассе, – Николай втопил газ, – если судить по карте, другой трассы здесь нет, так что доедем с божьей помощью…

– Смотри! – Борис даже привстал.

Фары выхватили из темноты стоявшую на обочине старуху. Глаза ее сверкнули странным зеленоватым огнем, и когда фура проносилась мимо, она взмахнула клюкой, раскинув руки, словно крылья. Борис высунулся в окно, но старуха уже исчезла.

– Блин, по-моему, это из серии твоего бревна.

– И часто тут такое творится? – спросил Николай.

– Не знаю. Я ж не воронежский; просто бывал и представляю, где у них рынок. Но в тот раз я заезжал с севера.

– То есть, этой дороги ты тоже не знаешь? – резюмировал Николай, – весело…

– Кстати, и машин почему-то нет, кроме… – Борис снова высунулся в окно, – смотри! Они нас догоняют!

Автомобиль с выключенными фарами пошел на обгон и оба увидели, что это кабриолет с длинным угловатым капотом. Такие выпускали в начале двадцатого века и сохранились они только в музеях, а этот летел со скоростью не менее ста пятидесяти, едва касаясь земли колесами. Борис успел различить мужчину сидящего за рулем и рядом женщину с развевающимися по ветру темными волосами. Лиц, конечно, разглядеть не удалось, но ему показалось, что глаза их сверкали так же, как у старухи.

Кабриолет бесшумно промчался мимо. Еще несколько секунд впереди белел обод запасного колеса и красные задние фонари; потом он исчез, растворившись в темноте – это было единственным разумным (разумным ли?..) объяснением, так как с трассы не было ни одного съезда. Казалось, дорога не допускала никаких вариантов и отклонений, ведя к неизвестной, но конкретной цели.

– Что это было? – спросил Борис.

– Мистика какая-то, – удерживая баранку одной рукой, Николай перекрестился, потом коснулся икон, – Господи, помоги мне благополучно доехать… – повернулся к Борису, вспомнив прерванный разговор, – а ты кому молишься в таких случаях? Всеобщей любви? Нет, брат, это, точно, дьявольские козни.

Борис мог бы ответить, что, по его мироощущению, дьявола просто не существует, ведь если б он существовал совместно с Богом, и Бог до сих пор не победил его, значит, они равны в своем могуществе. Следовательно, дьявол способен создать точно такой же мир, и еще вопрос, кем создан именно этот; кто есть истинный «источник жизни», а кто его наглый оппонент – дело-то, получается, только в личных симпатиях.

Но в создавшейся ситуации теоретические дискуссии стали неуместны, так как не объясняли то, что они видели своими глазами – от этого можно было, либо отмахнуться, как мы отмахиваемся от многого, недоступного нашему пониманию, либо попытаться исследовать, но как?.. Видения уже исчезли; вокруг простиралась самая обычная ночь, и самая обычная дорога стелилась под колесами самой фуры с килькой в томате.

– Не знаю, что это, – признался Борис, – и, скорее всего, оно нас не касается – оно живет своей жизнью, законов которой мы не понимаем, так как не обладаем личным восприятием.

– Я уже обладаю, – Николай мрачно усмехнулся, – не могу сказать, что восприятие оказалось приятным.

Борис промолчал – в его понимании, личное восприятие не являлось взглядом стороннего наблюдателя; это в лучшем случае впечатление, а восприятие – когда получаешь встречный импульс и чувствуешь на себе его касание. …Хотя что об этом спорить?  – решил он, – может, у нас была коллективная галлюцинация, вызванная некими физическими или медицинскими факторами? Теперь все прошло и через час мы увидят первые воронежские новостройки…

Больше они не нарушали ровный гул двигателя глупыми рассуждениями, замкнувшись каждый в своих мыслях. Борис прикрыл глаза – бессонная ночь давала о себе знать и никакие фантомы, проносящиеся за окнами кабины, не могли победить естественную усталость…