Пятьдесят оттенков ярости (СИ)

— Мы с ребятами это сразу поняли, — отмахнулся я. — Тот мужчина с ходу, не разбираясь, убил Мору. Ясно, что он не шутит.

— Да, — согласился Джеймс. — Судя по всему, тогда Нина успела сбежать, но она все равно лишний свидетель. Наверняка, любовник Аны уже в курсе, кто она такая.

— Вполне очевидно, что это так. Если только у матери Нины не проснулись родительские чувства, и она не решила сохранить это в тайне.

— Вот уж вряд ли. Во-первых, судя по вашим рассказам, эта Мора была ее подругой на протяжении многих лет. Так что, скорее всего, Ана в шоке и просто не может никого защищать. А во-вторых, даже если подруга этой дамы для нее уже ничего не значила, скорее всего, Нина попала в тот же список. Здесь все сводится к тому, осталось ли в душе вашей Аны хоть капля человечности, или нет.

— Без понятия. Иногда мне кажется, что да, а иногда — что нет. Вот и проверим.

— Да. А сейчас давай немного поспим. Сдается мне, еще одна такая возможность представится нам нескоро.

Он прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Я понимал, что приятель прав, но просто не смог заснуть. Стоило закрыть глаза, как воображение начинало рисовать жуткие картины того, что могло произойти с Ниной, Луной и Маттео. Помня о материальности мыслей, я пытался отогнать эти видения и, чтобы убить время, начал воскрешать в памяти всех знакомых женщин-политиков. К сожалению, это было непросто. В Национальном Конгрессе Аргентины триста двадцать девять членов, добрая треть из которых — женщины. И я даже не мог с полной уверенностью сказать, что жена любовника Аны состоит в этом Конгрессе. Вполне возможно, что она пока только пытается туда попасть, или просто работает чьей-то ассистенткой. Политика — понятие растяжимое

Впрочем, тот мужчина отреагировал на появление нежданных гостей, пусть и не адекватно, зато объяснимо. Если его жена имеет какое-то отношение к Национальному Конгрессу Аргентины, то члены этого самого Конгресса, как и их семьи, должны иметь безупречную репутацию. К тому же, не за горами день выборов, поэтому сейчас за политиками наблюдает слишком много глаз. Если уж на то пошло, удивительно, как этот мужчина осмелился в такое время завести роман на стороне. Особенно, если он не был готов к неожиданным последствиям. Да уж, то ли Ана так его очаровала, то ли парень оказался экстрималом. Интересно, знала ли его любовница о том, с кем спит. Вероятно, я все-таки задремал, потому что открыл глаза уже тогда, когда самолет пошел на посадку.

— С добрым утром, — поприветствовал меня Джеймс. — Ты так и не сказал, куда мы двинем, в первую очередь.

— В дом Луттео, разумеется, — отозвался я. — Там должны быть какие-то зацепки, где их искать.

Когда мы сошли с самолета, я заметил бородатого шофера нашей семьи. Не оставалось сомнений в том, кого он здесь ждал. Очевидно, отец решил проконтролировать мою доставку домой. Но способствовать этому я не собирался, поэтому поспешно натянул на глаза капюшон и шепнул Джеймсу на ухо:

— Иди, поймай такси. Осторожно, прячь лицо вон от того парня.

Не знаю, как, но мы все же смогли раствориться в толпе, и уже минут через пятнадцать усаживались в такси.

— Твой отец не уволит шофера за то, что тот тебя упустил? — поинтересовался Джеймс.

— Не думаю, — отмахнулся я. — Он не настолько радикален.

— Может, имеет смысл все же позвонить ему?

— Возможно. Только не сейчас. Наша первоочередная задача — дом Луттео.

Такси довольно быстро домчало нас по нужному адресу и, стоило нам подъехать, я понял: что-то не так. Ворота были нараспашку, а значит — охранная сигнализация тоже выключена. Несколько окон на первом этаже было разбито, а дверь болталась на одной петле. Сердце мое защемило от страха и тревоги.

— Не хочу этого говорить, но, похоже, ты был прав, — хрипло заметил Джеймс. — Боже мой, боже мой…

Мы вышли из машины и нерешительно вошли в прихожую. Там царила полная разруха. Зеркала разбиты так, что отколки усеяли пол, дорогие предметы интерьера снесены с мест, на стенах и мебели безошибочно угадывались следы пуль. Но и это было не самым страшным. Больше всего пугали алые брызги, то тут, то там, окроплявшие некогда бежевый пушистый ковер. В этих брызгах безошибочно угадывалась кровь, а иногда она образовывала целые лужицы. Если все эти повреждения наносились одному человеку, он… не мог остаться в живых. И, ступив в гостиную, я окончательно уверился в том, что где-то должен был быть труп. А может, и не один. Здесь тоже все было разрушено, поломано и разбито. И кровь. Много крови. Слишком много.

— Похоже, наши друзья отчаянно сражались, — заметил Джеймс.

Я не ответил, стараясь не думать о том, что могу увидеть за перевернутым диваном или перевернутым стеллажом.

— Что бы здесь ни происходило, — выдохнул я, наконец, — это было ужасно. И, по моим подсчетам, должна уже быть, как минимум, одна жерт…

— Всех жертв уже вывезли, сеньор Гастон, — раздался вдруг позади нас смутно знакомый голос.

Мы с Джеймсом, как по команде, подпрыгнули от неожиданности и резко развернулись. В дверях гостиной стоял ассистент моего отца, Мариано.