Пятьдесят оттенков ярости (СИ)

— Идемте вниз, — велел я ребятам. — Там поговорим. А ты, Симон, готовься. Удар у меня поставлен ничуть не хуже, чем у Маттео. Да и жалеть я тебя не собираюсь.

Мексиканец пошел впереди, а мы с Нико — за ним.

— Не отходи от меня, — шепнул я смотрителю роллердрома.

— Ты думаешь, он попытается…

— Не он. Я. Твоя задача — сделать так, чтобы наш приятель вышел живым из этого дома.

В чем-чем, а в сообразительности Нико не откажешь. Он мгновенно все понял и согласно кивнул. Мы спустились в гостиную, где я схватил Симона за шею сзади и посадил в ближайшее кресло, а сам стал напротив, сложив руки за спиной. Нико принял ту же позу рядом со мной. Должно быть, выглядело это внушительно, поскольку Симон как-то весь сжался.

— Итак, — сурово подытожил я. — То, что сказал Маттео, — правда? Ты, действительно, покушался на Луну?!

— Конечно, нет! — пробурчал паренек. Я бы в жизни не сделал того, что могло бы угрожать ее жизни.

Ну, точно издевается, мексиканец проклятый!

— Но ты только что сказал Маттео… — неуверенно вмешался Нико.

— Я сказал, что хотел поиметь девчонку, — оборвал его Симон. — А «покушаться», в моем понимании, означает немного другое.

— Разумеется, другое, — желчно заметил я. — Вот только оба этих пункта, знаешь ли, записаны в одной замечательно книжке. И — вот, беда! — за каждое полагается определенный срок в темном и холодном местечке под названием «тюрьма».

К моему удивлению, парень ухмыльнулся.

— Пугать пытаешься? — поинтересовался он. — Зря. Я-то знаю, что Луна не станет поднимать шумиху вокруг этой истории. Ведь тогда ее родители узнают, где их милая доченька проводит каникулы на самом деле, и чем она там занимается со свои парнем.

— Не понял, — опешил я. — Родители Луны не в курсе того, что мы здесь?

— Конечно, нет, — пробурчал Симон. — Сам-то я их давно не видел, не знаю. Но Луна говорит, что придумала какие-то «Рождественские соревнования роллеров». А Нина и своей матушке скормила ту же информацию. Мало ли, где они могут случайно столкнуться.

Я хмыкнул, живо представив, что будет, если Моника и Мигель узнают правду. Апокалипсис отдыхает. Во всяком случае, принудительная кастрация Маттео обеспечена. Но Симону об этом лучше не знать, а то еще сам все растрезвонит.

— Ничего, думаю, Луна сможет убедить родителей, что у них с возлюбленным все по взаимному согласию, — отмахнулся я. — А вот выгораживать тебя за твой скотский поступок не станет никто.

— Даже я тебя в этом поддерживать не собираюсь, — согласился Нико. — Хоть ты мне и друг, сейчас мне хочется тебя ударить.

— А уж мне как этого хочется! — пробурчал я. — Но не ударю. Не стану из-за такой сволочи руки марать. Много чести.

— Скажи лучше правду! — заявил мексиканец. — Кишка тонка!

— Провоцируешь? — изогнул бровь я. — Вот уж напрасно. Выдержка у меня в разы крепче, чем у моего друга, а бью я ничуть не менее больно. Ты свои ребра будешь собирать, как мозаику.

— О, боже мой! — огрызнулся парень. — А вот я сейчас пойду — и все расскажу Монике и Мигелю. Пусть знают, что их дорогая доченька живет во грехе. И кому она отдалась.

Вот, стервец! Нашел-таки, чем прикрыться! Ничего, сейчас я его обломаю!

— Конечно, расскажешь, — насмешливо хмыкнул я. — Только не забудь упомянуть и о своей выходке. А если забудешь, мы сами расскажем, не сомневайся. И тогда посмотрим, кому больше влетит: Маттео, которому Луна отдалась сама, по любви; или тебе, который пытался взять ее силой. Угадай-ка, за кого из вас вступятся все, включая саму твою подругу?!

Симон смотрел исподлобья, но молчал. Похоже, мне удалось усмирить его гонор. Что ж, хорошо. По крайней мере, он больше не станет угрожать.

— Итак, — подытожил Нико. — Объясни, наконец, чего ради ты полез к Луне?! Чего-чего, а этого я от тебя никак не ожидал!

— Хотите знать, правду?! — зарычал Симон. — Что ж, слушайте. Я просто желал эту девчонку. Кроме того, нужно было восстановить справедливость. Луна с самого начала должна была принадлежать мне! Этот итальянский ублюдок ее не достоин! Он только причиняет ей боль!

Мне потребовалась вся сила воли для того, чтобы не набить парню морду. Тихо, тихо! Сейчас я могу хоть до полусмерти колотить это ничтожество — толку не будет. Все равно тот продолжит считать себя правым. Вначале нужно ему кое-что прояснить.

— Ты мне омерзителен, — с отвращением сказал я. — Справедливость он, видите ли, восстанавливал! Да знаешь ли ты, безмозглый мексиканец, что Маттео Луну обожает! Знаешь ли ты, что она для него?! Черт, ведь ты даже не знаешь, что ради своей любимой он был готов смириться с вашей дружбой! Это уже сама Луна решила ограничить с тобой общение, чтобы не огорчать его! И тебе не известно, что вчера, когда ты надрался, как свинья, именно Маттео пожалел твою никчемную шкуру и помог тебе! То, что ты проснулся в своей постели, а не за столом мордой в салате, — его заслуга! Неужели не помнишь, как мы тебя укладывали! Как мой друг, словно ребенка, уговаривал тебя попить воды, и…

— А потом меня тошнило! — огрызнулся мексиканец. — Этот урод просто хотел понаблюдать за моими страданиями и выставить перед Луной на посмешище!