Вы, конечно, легко себе представляете, насколько польстило Роберту ее «тоже». Но даже это было совершеннейшей ерундой в сравнении с теми чувствами, которые охватили его, когда Антея бросилась между ним и пекарским мальчиком, обхватила сего нечестного и морально низкого драчуна за пояс и начала его уговаривать со слезами:
– О, пожалуйста, не бей больше моего брата! Он ведь не хотел ничего плохого. Это была лишь игра. Уверена, что ему сейчас очень стыдно.
Понимаете, как это было нечестно и несправедливо по отношению к Роберту. Ведь если бы пекарский мальчик имел хоть какое-то представление о благородстве и чести и внял униженной просьбе Антеи и ее извинениям, Роберт, как человек чести, лишился бы права свести с ним в будущем счеты. Впрочем, испытывай он и впрямь подобные опасения, они бы тут же развеялись в прах. Сердце пекарского мальчика было чуждо малейшего благородства. Бесцеремонно пихнув Антею, он пинками под зад погнал Роберта по дороге, сопровождая грубые свои действия столь же грубыми выражениями. В таком вот режиме оба достигли гравийного карьера, где этот циничный противник приземлил Роберта на груду песка со словами:
– Я научу тебя правильной жизни, паразит ты такой!
На этом он, видимо, счел свою миссию выполненной и отправился собирать батоны в корзину.
Ноги Сирила все это время по-прежнему пребывали в цепких объятиях Джейн, и он не мог даже сдвинуться с места без риска причинить ей боль. Пекарский мальчик удалялся от них. Лицо его было наглым, вспотевшим и красным, а уста извергали грубые оскорбления, в которых никто бы не обнаружил даже намека на изящество речи. Обозвав напоследок нашу компанию «пачкой глупых идиотов», он исчез за углом.
Джейн ослабила хватку. Сирил с молчаливым достоинством двинулся к Роберту. Девочки, громко рыдая, последовали за ним. Все плюхнулись на песок рядом с поверженным дуэлянтом, и никто сейчас не был счастлив. Роберт всхлипывал. В основном от ярости. Конечно, я знаю, что истинно героическим мальчикам полагается выходить из схватки с сухими глазами. Но ведь они всегда побеждают, а с Робертом этого не случилось.
Сирил злился на Джейн. Роберта привел в ярость поступок Антеи. Девочки были убеждены в своей правоте и расстраивались из-за того, что мальчики на них злятся. Объединяло нашу компанию в этот момент лишь одно: никто из них не был доволен пекарским мальчиком. В карьере повисла, как любят выражаться французские писатели, «тишина, насыщенная эмоциями».
Роберт зарылся ботинками и руками в песок, словно бы заземляя ярость, и свирепо проговорил:
– Пусть только дождется, когда я вырасту. Зверь. Трусливое млекопитающее. Ненавижу. Делов-то всего, что он пока больше меня. Ну уж я ему отплачу.
– Вообще-то ты первый начал, – имела бестактность заметить Джейн.
– Сам знаю, – огрызнулся он. – Но я притворялся, а он меня пнул. Полюбуйся.
Роберт опустил вниз гольф, обнажив лилово-красный синяк на лодыжке.
– Мне бы только хотелось стать больше, чем он. Вот и все.
Он вновь зарыл пальцы в песок и тут же подпрыгнул, потому что пальцы его коснулись чего-то пушистого, и это, конечно же, был Саммиад.
– Ожидавший очередной возможности выставить нас глупцами, – как позже отметил Сирил.
И, разумеется, желание, которое с такой страстью высказал Роберт, немедленно воплотилось. Он стал гораздо больше, чем пекарский мальчик. Но не просто гораздо больше, а намного-намного больше.
Он сделался даже больше огромного полицейского, стоявшего раньше на их перекрестке. Того самого, который всегда так по-доброму помогал старым леди перейти улицу. А ведь это был самый большой человек, которого я когда-либо видела. Большой человек с большим сердцем, называют часто таких. Но и он показался бы вам совершенным малявкой в сравнении с тем, во что превратился Роберт.
Ни у кого из детей в карманах не оказалось линейки, и точно измерить его они не могли. Но даже и на глазок можно было с полной уверенностью сказать, что он стал гораздо выше их папы, если бы тот взобрался на голову их маме, хотя, совершенно убеждена, этот достойный джентльмен никогда бы себе не позволил такого. Ростом Роберт достиг не меньше трех метров и в ширину раздался вполне соответственно человеку такой длины. К счастью, его костюмчик подрос вместе с ним, и огромный приспущенный гольф обнажал гигантский синяк на его лодыжке, а щеки его увлажняли еще не успевшие высохнуть огромные слезы ярости.
Он выглядел столь изумленным, а костюмчик с короткими брючками и школьный воротничок смотрелись теперь на нем до того нелепо, что остальные невольно прыснули.
– Саммиад снова нас сделал, – констатировал Сирил.
– Не нас, а меня, – внес уточнение Роберт. – И если бы у тебя была хоть чуточка совести, ты бы постарался, чтобы он и с тобой то же самое сотворил. Тогда бы, наверное, тебе стало ясно, как я по-дурацки сейчас себя чувствую.
– Мне, чтобы это понять, совершенно не надо таким, как ты, становиться, – ответил брат. – И без этого все прекрасно вижу.