Пятикнижие чудес советских евреев

Соответственно проблема изоляции и устранения Высоцкого стала для гэбэшников очень серьёзной, тем более что он не водился с активными диссидентами и если и занимался антисоветской пропагандой, то в такой форме, что формально придраться к нему было нельзя. Можно было только его изолировать. И гениального поэта не принимали в союзы советских писателей, а его стихи не публиковались в советских государственных издательствах (в СССР всё принадлежало государству и люди тоже). Однако выступления и концерты Высоцкого-артиста с громадным успехом проводились в клубах и домах культуры разных предприятий и организаций. Он был очень популярен и среди советских начальников, поскольку, среди прочего, он выражал их цинизм и пофигизм по отношению к своим обязанностям.

Фото: Владимир Высоцкий – покоритель душ и кумир советского народа 70-80-х годов.

Официальным местом работы Высоцкого являлся Московский Театр на Таганке, весь стиль которого главный режиссер театра, Юрий Любимов построил «под Высоцкого», и почти все актёры-мужчины говорили на сцене с интонацией Высоцкого. Актёр он был замечательный, и я его запомнил на всю жизнь. Свои роли он играл почти без грима и театральных костюмов. Половина Москвы и половина из миллиона ежедневно прибывающих в Москву командировочных пытались попасть на спектакль в малюсенький зал этого театра, переделанный из дореволюционного трактира (питейного заведения для простого люда). Даже через 40 лет некоторые русскоязычные жители американского Бруклина гордятся тем, что однажды побывали в этом театре и видели самого Высоцкого.

Многие гэбэшники (теперь их называют «силовиками») получили повышения по службе, калеча жизни или убивая инакомыслящих поэтов, писателей и прочих интеллигентов-диссидентов. Кого убивали «за раз» как Галича, кого отправляли в тюрьмы, лагеря или психушки. Но для Высоцкого эти методы не годились, а как Чкалов и Гагарин, он в самолётах не летал. Однако гэбэшники люди творческие, и они справились с очередной профессиональной задачей, подсадив Высоцкого на наркотики.

Теперь следует рассказать о том, откуда мне известно о Высоцком, методах его уничтожения и последних днях его жизни.

Точно под нами и одновременно с нами в 1969 году, на восьмом этаже дома, построенного Минсредмашем (министерством атомных бомб) для сотрудников своего проектного института на Третьем Павловском переулке города Москвы, получила от Моссовета квартиру немного странная семья. Семья состояла из родителей и взрослой дочери. По-видимому, муж и жена были достаточно близкими родственниками, поскольку левая часть лица у обоих была одинаково перекошена, и левый глаз тоже косил. Такой же перекошенной была и их единственная дочь.

Глава семейства наших соседей однажды представился как «дядя Мотя», и мы между собой стали звать его жену «тётей Мотей», а дочку – «дочкой Моти». Моя общительная жена Зина быстро подружилась с тётей Мотей. Тётя Мотя нигде не работала, стеснялась своей косоглазой и типичной еврейской внешности и старалась поменьше выходить из квартиры. А вот дядя Мотя с утра до поздней ночи и даже по выходным пропадал на работе в Театре на Таганке. Там он был незаменимым снабженцем и завхозом по всем делам, начиная от театрального реквизита и кончая уборкой зала и его освещением.

В награду за труды дяде Моте раз в месяц полагалась «бронь» на покупку двух билетов в «служебной» кассе за час до начала спектакля. Жена и дочь дяди Моти и он сам на спектакли «Таганки» не ходили, но получение и использование контрамарки было для дяди Моти делом служебного престижа. Поэтому иногда тётя Мотя сообщала моей жене Зине о намечающейся возможности сходить в театр. Каждый раз я с огромным трудом проталкивался к заветной кассе через плотную толпу театралов, мечтавших за двадцать минут до начала спектакля купить билет из числа невыкупленной «брони». Протолкнувшись, надо было просунуть голову внутрь окошка кассы и сказать пароль «билеты для дяди Моти» так, чтобы пароль был слышен только кассирше. Кажется, один билет стоил два рубля пятьдесят копеек. Дядя Мотя каждый раз предупреждал, что платить надо по три рубля за билет и не требовать сдачи.

Вообще-то в Москве пара билетов на «Таганку» обменивалась на 100 рублей или покупку без очереди любого дефицита, начиная от итальянских женских сапог и кончая мебельным гарнитуром. Но семья Моти этим, по-видимому, не пользовалась. (Мы также ни разу не торговали дефицитными билетами.) Во всяком случае, семья Моти жила очень скромно, и дядя Мотя был явно из породы очень честных снабженцев-евреев. Косоглазая и странная дочка Моти иногда приводила к себе домой (только для здоровья) полупьяных работяг с соседнего завода «Имени Владимира Ильича», но для её мужиков не нужен был театр на Таганке. Сама она не хотела ходить «к папе на работу» из-за какого-то принципа.