Пятикнижие чудес советских евреев

Внутри коллективов советских организаций, институтов, заводских коллективов и разных учреждений, больниц и поликлиник почти не было явного антисемитизма. Были только некоторая неприязнь и отчуждение, причём явно более большие, чем по отношению к татарам или армянам. Евреи хорошо работали, не пьянствовали и старались дружить со всеми своими коллегами. При этом все знали, что карьерный рост евреев затруднён и ограничен, и что они морально уязвимы.

Так что, кроме редких сволочей, все, как бы, не замечали национальности своих сотрудников, хотя никогда этого и не забывали. Проблемы для евреев возникали при приёме на работу, переходе с одной работы на другую, распределении квартир и разных льгот, а также в случае увольнений по так называемому «сокращению штатов».

Сдерживание карьерного роста и отсев евреев являлись основой ежедневных забот начальства и отделов кадров всех организаций и ВУЗов всего СССР. Были и тотальные запреты «брать» евреев, как, например, в партийном аппарате, МИДе, Генштабе, на отдельных предприятиях ракетной и судостроительной военной промышленности и некоторых других. Были также «полугласные» процентные нормы для евреев, и давались партийные выговоры директорам заводов, институтов и ВУЗов за нарушения кадровой политики партии. По мнению многих советских дюдей, слово «еврей» было обидным.

Учёт по национальностям проводился на всех партийных и многих производственных и профессиональных съездах и совещаниях. Когда мой двоюродный брат Виля как «голова колгоспу» участвовал в съездах председателей колхозов Украины, секретарь собрания, оглашая национальный состав собравшихся, называл обычно три группы: русские, украинцы и прочие. «Прочим» был всего один еврей, Виленин Лещинер. Громко сказать на весь зал «и один еврей» секретарь не решался, так как в зале наверняка раздались бы антисемитские шутки, и рабочий настрой собрания был бы нарушен. В народе эта проблема была известна, как проблема пятой графы в паспорте. Почти никто не знал и не задумывался о том, что было в четвёртой или шестой графе, но все знали, что пятая графа – это национальность. Поскольку слово «еврей» было если не ругательным, то уж точно оскорбительным и стыдным, приличные люди спрашивали предполагаемого еврея: «А как насчёт пятой графы?». Ответ был или «да», или «нет», или, если с вымученным юмором, – «инвалид пятой графы».

Не принимали евреев также во многие учебные заведения. При этом такие запреты почти всегда были негласными. Поэтому ценой колоссальных усилий, интриг и даже вроде бы бесполезных обращений в суды единицы наиболее настырных евреев из числа победителей европейских и всемирных школьных математических олимпиад всё же поступали на математический факультет Московского Государственного Университета. А при приёме в московский ФИЗТЕХ изучались имена девичьи фамилии матерей всех русских или украинских по паспорту учеников. Грузин и армян, библейские имена родителей которых иногда трудно было отличить от еврейских, также иногда не принимали, и они доказывали, что они не евреи.

В Московском Химико-Технологическом Институте (МХТИ) им. Д.И.Менделеева, в котором я учился, был физико-технический факультет, связанный с технологиями очистки и обогащения уранового сырья и других радиоактивных материалов. Аудитории и все лаборатории этого факультета и факультета отравляющих веществ находились в особом здании, куда вход был только по пропускам.

Из-за романтического ореола секретности и атомной физики, а также двойного размера стипендии, туда был огромный конкурс абитуриентов. Однако от евреев эти факультеты просто не принимали заявлений на поступление и переправляли их на другие факультеты, где случался недобор. Однако, как потом выяснилось, целые выпуски по 100–120 молодых русских инженеров через несколько лет погибали от радиационного заражения на новых заводах атомной промышленности.

Со мной учился сын большого генерала, которого осведомлённый папа ради сохранения жизни уже на первом курсе перевёл с «передового» физтеха на «отсталый» силикатный факультет. Этому сыну вначале было обидно оказаться среди множества евреев и евреек, о чём он сам со смехом мне рассказывал.

Акт второй. Как принимали еврея на работу

Эпизод 1. Всё-таки не взяли

Через год после успешной защиты кандидатской диссертации меня пригласили в Московский строительный институт (МИСИ) на кафедру строительных материалов для работы в лаборатории и преподавания. Оформление заняло пару месяцев, и на моём заявлении появились ходатайства двух профессоров, а также заведующего кафедрой и декана факультета. В это время почти каждый месяц выходила из печати очередная моя статья и я каждый день продолжал полтора часа в один конец ездить в Красково в Институт строительных материалов и получать мизерную зарплату. В Красково я заканчивал со своими пятью подопечными работы над их кандидатскими диссертациями. Поэтому я решил выйти на новую работу ещё через полтора месяца, как раз к началу нового учебного года.