Пятикнижие чудес советских евреев

Одним из ключевых доводов нынешних отрицателей подготовки советского холокоста, включая Жореса Медведева и Костырченко, является рассредоточение советских евреев по всей стране, по местам проживания и на работе среди людей других национальностей. Однако всеобщая прописка и графа «национальность» в домовых книгах паспортных столов милиции, делали простой процедуру быстрого выявления и сбора еврейских семей той же милицией по первому сигналу властей. А в помощи добровольцев-соседей можно было не сомневаться.

Когда немцы во время войны захватывали советские города и посёлки, они первым делом приходили в местные отделения милиции и узнавали за один час все адреса проживания евреев. Жорес Медведев, Костырченко и некоторые другие авторитеты и любители современной истории об этом почему-то не знают, и задаются вопросом: «как можно в большом городе выявить рассредоточенных евреев?». А вот немецкие оккупанты и евреи Киева, Минска и всех других городов и посёлков знали. Поэтому евреи, не дожидаясь ареста по местам прописки, добровольно шли на объявленные немцами сборные пункты.

Интересно, что в основном мусульманские жители многонационального Северного Кавказа срочно назвали во всех местных паспортных столах своих соседей – евреев «татами» или другими словами и не выдали немцам ни одну еврейскую семью.

Как рассказал мой нынешний сосед по дому, в городке Бершадь на Западной Украине несколько живших на одной улице еврейских семей имели фамилии, звучащие как польские или украинские. Они подкупили паспортистку в местной милиции, и та поменяла в «домовой книге» их национальность. Немцы, а также подкупленные соседи и местные полицаи заходили к ним в частные дома, но никого ни разу не арестовали. Эти евреи спрятали в раскопанных подвалах своих домов десятки родственников и дождались отступления немцев.

В 1953 году находились простые люди, которые понимали, что советский Холокост мог стать таким же трагичным для евреев, как гитлеровский. И в годы немецкого фашизма, и в 1953 году в России среди миллионов безразличных людей и антисемитов были отдельные «праведники-спасители» евреев. Честь им и хвала. А отрицатели немецкого и несостоявшегося, но подготовленного советского Холокоста заслуживают осуждения.

Сцена 3. Соседи уже делили жилплощадь и имущество евреев

В начале ХХ века владелец передового электротехнического завода Михельсон построил для своих рабочих 12 четырёх – и пятиэтажных кирпичных домов с одной и 24 дома с другой стороны Большой Серпуховской улицы города Москвы. Семья каждого рабочего получила в собственность (при беспроцентной оплате в рассрочку) отдельную двух – или трёхкомнатную квартиру. Там были: газовая плитой на кухне, раздельные уборная и ванная комнаты и центральное отопление от единой домовой котельной. В скверике рядом с этим заводом Михельсона, получившим имя Владимира Ильича, Фаня Каплан стреляла в Ленина, но не убила его. Там был установлен памятный камень. Сколько я помню, несколько раз в день сюда приезжали туристические автобусы, чтобы посмотреть на место, где еврейка хотела убить «нашего» Ленина.

Одним из результатов Ленинской «пролетарской революции» было «уплотнение» не только «буржуйских», но и «рабочих» квартир и ухудшение условий жизни тех самых пролетариев или, говоря по-русски, рабочих. Однако за двадцать лет советской власти большинство квартир в наших домах стали «коммунальными», где в каждой небольшой комнате жило по семье, состоящей иногда из четырёх и более человек. Но новые начальники и знатные коммунисты хотели жить в отдельных квартирах. Поэтому за десять дней до начала войны 1941 года мой папа, как замнаркома Наркомата Стройматериалов РСФСР, получил ордер на отдельную трёхкомнатную квартиру в новой надстройке корпуса № 2 дома № 31 по Большой Серпуховской улице.

В феврале 1953 года три тётки со второго этажа нашего подъезда позвонили в нашу дверь. Они сказали, что сейчас их три семьи живут в одной квартире и хотели бы улучшить свои жилищные условия, когда через пару недель начнут вывозить в Сибирь из Москвы всех евреев. Моя мачеха Любовь Анатольевна растерялась и впустила их в квартиру. Войдя в наш коридор, где стояли шесть шкафов с книгами и, заглянув в мою комнату, где стояли моя железная кровать, стол, фанерный платяной шкаф и стул, одна из женщин в простоте душевной спросила: «А что у вас есть из хороших вещей в этом шкафу? Ведь вы всё с собой не сможете унести». Любовь Анатольевна была сильно испугана и с трудом выпроводила этих тёток, которые повторяли, что нашу квартиру им «обещали вмести с вещами». Кто и где «обещал», они не сообщили.

Мой папа вечером неестественно бодро сказал: «я уверен, что это какая-то провокация, никто отбирать нашу квартиру не будет, и что надо поставить второй замок и больше никому не открывать дверь». Однако папа был явно встревожен, а я вспомнил про приход к нам Ахмета, но ничего не сказал.