Пятиозерье

«Значит, и.о., — подумала Астраханцева. — Ответственность полная, перспективы неясные…»

— Сами понимаете, что оформить вам ставку я не могу, но у вас появляется отличный шанс показать, что вы готовы к такой работе и к такому уровню ответственности, и, возможно, при благоприятных обстоятельствах…

Окончание фразы не прозвучало, предоставляя Ленке самой додумывать, при каких таких обстоятельствах сможет хлынуть на неё поток неясных пока благ.

В одном Горловой не лгал — должность старшей вожатой давала весьма интересные перспективы, не зависящие от нищенского оклада, но это всё бывало до начала сезона, когда решалось, кто и сколько получит льготных путёвок (а пристроить в лагерь чадо за полную цену стоило теперь очень даже немало).

Летом же старшая вожатая была рабочей лошадкой, отрабатывающей свой кусок весеннего пирога.

— Я боюсь, что не смогу заменить Галину Алексеевну — просто не справлюсь. Да и кроме отряда, на мне ещё висит литературный кружок…

— Ну зачем же прибедняться, Елена Алексеевна! Человек вы энергичный и опытный, с высшим педагогическим, не первый раз выезжаете… Пора вам готовиться к переходу на более высокую ступень. На отряде у вас ведь две вожатых? Вы же сами оформили два дня назад вашу подругу?

Ленка неохотно кивнула. Действительно, она предложила Масику отдохнуть тут от передряг и немного подработать, и та согласилась.

— Ну вот видите! — с воодушевлением продолжил Горловой. — Алина, по-моему, девушка ответственная и созрела для должности воспитателя, — пусть попробует свои силы. А литературным кружком отлично может руководить Светлана Игоревна, тем более что и сейчас вы работаете там фактически вдвоём…

«Время на раздумья просить бесполезно, — поняла Астраханцева, — не даст он никакого времени… Тащить лагерь в одиночку начальник не хочет, не может и не умеет…»

— Нет, Вадим Васильевич, по-моему, вы меня переоцениваете. И я вынуждена отказаться от вашего предложения, — сказала она твёрдо.

«Это, надо понимать, до сих пор был пряник, — подумала Ленка. — Чёрствый, обкусанный и обслюнявленный… А другого у него нет… Но должен появиться и кнут, обязательно должен, потому что никто в здравом уме и твёрдой памяти не согласится променять ответственность за тридцать непредсказуемых, лезущих во все щели и закоулки деток, на то же самое, но за без малого четыреста душ…»

Кнут не заставил себя ждать.

— Должен вам сказать, Елена Алексеевна, что в последнее время появились некоторые претензии в ваш адрес. — Горловой посмотрел на неё доброжелательно, даже сочувственно, давая понять, что стоит ей согласиться, и все смехотворные, не заслуживающие упоминания попрёки развеются как дым.

Но у Ленки выдался сегодня неудачный день, никак не годящийся для таких к ней подходов.

— Это кто же и какие претензии мне предъявляет? — зло процедила она, тяжело уставившись на Горлового.

Она знала эту особенность своих глаз, хотя и редко ею пользовалась. Когда Ленка прекращала говорить и улыбаться, когда её лицо неподвижно застывало, мало кто мог спокойно перенести этот давящий взгляд исподлобья…

Горловой не выдержал дуэль взглядов и стал изучать листы настольного календаря, медленно их перелистывая, будто заносил туда изо дня в день летопись прегрешений воспитателя четвёртого отряда Астраханцевой Е.А.

— Ну-у… — Начальник сделал многозначительную паузу. — Разные разговоры ходят по лагерю…

Он явно не хотел развивать скользкую тему и выяснять отношения.

Кнут, как и пряник, лучше показывать издали.

— Какие разговоры? — жёстко, в лоб, спросила Астраханцева.

— Ну, к примеру, про ваши вечерние посиделки. — Горловой принял, наконец, вызов. — Я всё понимаю: вожатые и воспитатели в основном люди молодые… Но дети! Мальчики и девочки из старших отрядов, которые у вас там порой бывают. И спиртные напитки, которые, я точно знаю, вы там употребляете…

Ленка молча ждала продолжения. И он продолжил — начав, останавливаться уже не стоило:

— И не только спиртные напитки. Одна из наших воспитательниц слышала разговор между детьми: «Вчера у Рыжей опять косяка забивали…» Как вы считаете, что могут подумать родители о таких слухах?

«Всё-таки „слухи“, а не „факты“, — подумала Ленка. — Неужели ещё надеется повернуть разговор обратно?.. Ну сейчас я удивлю его до невозможности… или не удивлю и он всё знает?..»

— Интересно, а что могут подумать те же родители о таких фактах? — спросила Астраханцева ядовито-ласковым голоском.

Она засунула два пальца в нагрудный карман блузки, медленно вынула фотографию (попалась старая, чёрно-белая) и положила на стол перед Горловым. Потом ещё одну, столь же медленно. Затем рывком выхватила оставшиеся три и звучно шлёпнула на полированную поверхность — четыре туза и джокер, такое не бьётся…

Судя по лицу Горлового, он всё же не знал. На снимках была СВ и какие-то другие, незнакомые Ленке мужчины и женщины. А ещё дети. Мальчики. Исключительно мальчики. Пионеры. Именно пионеры — в руках горны и барабаны, на шеях повязаны красные галстуки, на головы надеты отглаженные пилотки; а больше ничего из одежды на детях не оказалось…