Пятиозерье

Игольно-отточенный карандаш хрустнул в пальцах. Горловой аккуратно сложил половинки и снова переломил. Попытался сломать четвертинки — не получилось, швырнул обломки в угол…

В это время задребезжал телефон.

Звонил Булат Темирханович Хайдаров.

09 августа, чуть раньше, главные ворота лагеря

…Лицо водителя казалось улыбающейся маской клоуна, неуместной среди груды искорёженного металла — нижней части у отлетевшей на несколько метров кабины «Урала» не осталось, верхнюю же взрыв смял и перекрутил во всех направлениях. Но стояла кабина на мёрзлой земле как поло жено, крышей вверх, и, похоже, всё это приключение смешило водителя до невозможности…

Высокий, пожилой сван неторопливо, уверенно направился к кабине — добить весельчака, но, не дойдя нескольких шагов, остановился и опустил автомат — широкая, от уха до уха, клоунская усмешка оказалась вблизи рваной, переставшей кровоточить раной на мёртвом лице…

…Это не был сон, скорее видение наяву, — глаза Степаныча оставались открытыми, хотя едва ли что-то видели и замечали. По крайней мере, на мягко подкативший снаружи к воротам серебристый «сааб» он не обратил внимания, водителю пришлось дважды нажать на клаксон.

Булат Темирханович нервно барабанил пальцем левой руки по колену, глядя, как нескладная фигура в камуфляже медленно покидает будку и идёт к воротам. В последнее время знакомых и партнёров по бизнесу удивляла странная раздражительность, даже агрессивность, порой нападавшая на спокойного и корректного Хайдарова.

Пока что ему удавалось подавлять эти вспышки. Многолетняя привычка к жёсткому самоконтролю ещё продолжала работать, умеряя спонтанные всплески ярости. Так высокая и прочная плотина долго сдерживает медленно, но неуклонно прибывающую воду; на время откладывая появление потока, и одновременно за каждую минуту спокойствия добавляет ему разрушительной, стремительной силы…

Сам предприниматель считал происходившее следствием накопившейся за последние годы усталости и мечтал об отпуске в самом глухом углу, в юрте, чуме, таёжной заимке — без телефона, факса, модема, без проклятого пиликанья мобильника.

Степаныч приблизился к воротам (над запертыми створками виднелись только голова и плечи), поднял и скрестил руки: проезда нет, разворачивайтесь.

Из серебристой иномарки вышел и неторопливо, уверенно пошёл к нему высокий, пожилой кавказец… Степаныч напрягся в ожидании.

Хайдаров подошёл почти вплотную к металлическим зелёным створкам:

— Здравствуйте, в чём дело?

Охранник не отвечал, быстро писал что-то на клочке бумаги. «Глухонемой?» — удивился Булат Темирханович. «ПРОЕЗД ЗАКРЫТ УЕЗЖАЙТЕ» — прочёл он через секунду на поднятом над воротами листке.

— Откройте, мне надо проехать, у меня в лагере сын… — Хайдаров выговаривал слова раздельно, стараясь, чтобы губы двигались как можно более чётко.

Охранник покачал головой и указал пальцем на листок, лицо его кривила нехорошая усмешка, при виде которой Хайдаров начал медленно закипать.

— У вас будут неприятности, очень большие неприятности. — В голосе предпринимателя послышалась неприкрытая угроза, за последние годы он отвык от таких препятствий…

Степаныч торопливо перевернул листок, написал ещё несколько слов крупными печатными буквами — «ЩЭНИ ДЭДА МОГИТХА, КАРТВЕЛА!» — и снова показал над воротами.

«Из этих… понял, батоно, что написано…» — с холодным удовлетворением подумал Степаныч, видя, как дёрнулось и побледнел кавказец, как шагнул он вперёд, упёршись грудью в тёплое железо ворот. Теперь их лица разделяло четверть метра, не более… Степаныч напружинился, готовый ко всему.

Детство Булата Темирхановича прошло в интернациональном квартале старого Баку, вокруг жили представители почти всех народов Кавказа, он прекрасно понял, что означает эта фраза по-грузински, написанная русскими буквами.

Кавказец резко развернулся, почти пробежал отделявшие его от машины метры, рывком распахнул дверцу и нырнул внутрь. «За стволом», — отрешённо подумал Степаныч.

Хайдаров включил зажигание и около минуты боролся со жгучим, неотвязным желанием подать немного назад и протаранить с разгона преграду.

Он ясно представлял, как мгновенно сменится гнусная улыбочка на роже охранника удивлением, а затем паническим ужасом; как треснут срываемые петли и створки рухнут, слегка задержанные в падении опрокинутым телом; как из-под них раздастся крик-всхлип, сменится коротким чавкающим хрустом, и всё закончится.