Пятизвездочный миллиардер

– Мечты тех мужчин очень простые и очень… грубые. Мне отвратительна грубость. Все друг друга используют. Даже меня. А так хочется хоть каплю нежности. Я вспоминаю дурацкие поселки, в которых я вырос. И девушек, которые не умели одеваться и оттого всегда ходили в одном и том же дешевом наряде. Даже когда старались прихорошиться на свадьбу или еще какой праздник, они выглядели плохо. Эти девушки не умели держаться, как стильные шанхайки, в них не было никакой изысканности. И мне это нравилось. Никто не притворялся, не строил из себя гран-даму, не то что здесь. Иногда я ненавижу Китай. И весь мир вообще.

Фиби кивнула. Уолтер потер лоб, сморгнул раз-другой, остекленевший взгляд его был пуст. Он пошарил по кровати, ища руку Фиби, но та ее не подала, спрятав под себя.

– Я родом из мест, что у черта на куличках. – Уолтер говорил очень тихо, как всякий раз, когда накатывали чувства. – Малайзийская глубинка – это что-то с чем-то. Она тебя корежит, закаляет, но в сути ты не меняешься. Я знаю, ты меня понимаешь. Потому-то мне так хорошо с тобой, что тебе не нужно ничего объяснять.

Фиби хотелось сказать: да, я прекрасно тебя понимаю. Я прекрасно понимаю тебя, потому что все это время врала. Во всем, что я говорила о себе, нет ни крупицы правды. При этой мысли вдруг нахлынула радость, и она представила их будущую жизнь, в которой они шутливо спорят, чей поселок гаже, беднее и грязнее, их совместную жизнь, в которой эту пустую квартиру они наполнят красивой мебелью и воспоминаниями о городках в малайзийской глуши. Они посмеются над ее дешевыми нарядами и поддельными сумками во времена, когда настоящие были недоступны, над ее вульгарной манерой одеваться как шлюха. Посмеются над той, какою она была до недавних пор. Хотя, наверное, слишком поздно, пути назад нет. Фальшивая Фиби слилась с настоящей, их биографии переплелись, они стали неотличимы. Уолтер никогда не простит ложь, не примет администраторшу низкопробных караоке-баров, работницу-мигрантку. Иного выхода нет, надо и дальше оставаться той Фиби, какую сама сочинила.

– Теперь ты успешный человек, – сказала она. – Прошлое не имеет значения.

Уолтер тихо вздохнул и закрыл глаза. Губы его кривились в обычной насмешливо-грустной улыбке.

– Ты меня понимаешь. Мы с тобой очень похожи.

Фиби поцеловала его в лоб и легла рядом. От его теплой, чуть сальной кожи исходил слабый запах мокрых листьев.

Фиби казалось, что потолок слегка качается и плывет.

– Голова раскалывается, – сказала она. – Наверное, от коньяка.

22 时过境迁 Со временем границы изменяются

Джастин задавался вопросом, почему не может заставить себя позвонить Инхой. Да просто потому, что теперь он никто и ничто. Такова жестокая правда. И это не имеет никакого отношения к их прошлому, запутанному, точно рыбацкая сеть, штормом выброшенная на берег. Коли на то пошло, их давешняя встреча предоставила шанс все уладить, объяснить и даже подправить давние события. Инхой и Дункан часто говорили о бессмысленности «разжёва» – мол, нынче всем требуется окончательный вывод, мораль, никто не хочет принять жизнь в ее извечной неразберихе. Всему виной американское кино, утверждали они. Но вот Джастину требовался «разжёв», то бишь полная ясность.

Сейчас от звонка его удерживало отсутствие каких-либо собственных достижений. Он вообще мало преуспел в жизни, а теперь и вовсе превратился в абсолютный ноль. Раз десять он брал телефон и набирал номер с визитки Инхой. Оставалось лишь нажать зеленую кнопку, чтобы услышать ответное «алло». И что он скажет? Чем наполнит беседу, если о своей успешной шанхайской жизни поведать нечего? Он бы рад сказать: «Как, ты не знаешь? Уже лет пять я держу галерею, где выставляются китайские художники-авангардисты» или «С недавних пор я занимаюсь кинопроизводством. Да, от семейного бизнеса отошел окончательно».

– Зачем тебе ее впечатлять? – спросила Яньянь, когда они с Джастином, как обычно, сидели на ступенях крыльца. Вечер выдался теплый и даже душноватый, но Яньянь была в своей неизменной детской пижаме и пушистых тапочках в виде ухмыляющихся собачек. – Стоит ли, если она из тех, кого можно завоевать своими деньгами или положением?

– Да нет, это ее не интересует. Просто я хочу показать ей себя настоящего. Чтоб она поняла, как я изменился.

– Может, и она стала другой. Люди меняются.

– Нет, она, конечно, осталась прежней. С некоторыми так бывает.

– А ты уверен, что сам-то изменился? Часто людям кажется, что они уже другие, но они все те же. Китайцы особенно. Все талдычат о переменах. Откроешь газету, включишь телевизор – везде ПЕРЕМЕНЫ. Меняется все, любой поселок и город. Мне это жутко надоело. Мы словно одержимы злым духом, как в фильме ужасов. Порой кажется, что все мы под наркотой. Помню, на прежней работе по телефону общаешься с иностранцами, и все они в один голос заявляют: «У вас, говорят, все стремительно меняется». Как будто у всех здесь зависимость от перемен. Но сильно ли мы изменились? Я, например, все та же, какой была в шесть лет. И не хочу меняться.