Пятнадцать лет скитаний по земному шару

Первое время я был обязан еженедельно являться в префектуру. Потом на меня перестали обращать внимание; видимо, решили, что я доволен своей судьбой. А я все время жил одной мечтой — как бы скорее попасть на родину.

В воскресенье, когда я проходил по вокзалу, кто-то положил руку мне на плечо. Я обернулся и узнал Городецкого, хотя внешне он очень изменился.

Городецкий рассказал, что в лагере был бунт и его сильно избила охрана. После этого он решил либо добыть свободу, либо умереть.

— Бежал я через столовую, — рассказывал мой товарищ. — Охрану снова увеличили, но я выбрал темную дождливую ночь. В саду чуть не столкнулся с часовыми.

Когда они разошлись, я залез на стену, а оттуда прыгнул в канаву, наполненную вонючей водой. Вероятно, в лагере не сразу обнаружили мое исчезновение… Теперь бы добраться до Парижа, а там я найду друзей.

Мы распрощались, он спешил на поезд, шедший в Париж.

Как-то на станции из прибывшего поезда начали выходить американские солдаты. Один из них громко спросил: «Ванька, а где мой чемодан?» Я повел с ними разговор на родном языке. Это были дети выходцев из России, родились они в Америке и по-русски говорили с большим акцентом.

Возле Шартрского собора я встретил группу русских солдат. У этих рослых людей был удрученный вид, обмундирование их износилось. Они возвращались с работы, неся в руках котелки. Я заговорил с земляками, они пригласили меня к себе:

— Судя по всему, вы рабочий человек. Приятно будет побеседовать с вами.

Я коротко рассказал о пережитом во Франции. Они слушали, едва сдерживая негодование.

Мы стали часто встречаться на окраине города, в дешевой столовой, но были осторожны, зная, что за нами могут следить. Большинство моих новых знакомых были не рядовыми солдатами, а фельдфебелями и унтер-офицерами, получившими знаки отличия за храбрость, проявленную на русско-германском и русско-австрийском фронтах. Они поведали мне о судьбе русских бригад, посланных во Францию.

Царское правительство, желая продемонстрировать «чувства сердечной дружбы», сформировало эти бригады из боевых, сильных и молодых русских воинов. В 1916 году их морем отправили во Францию. На берегу оркестры исполнили «Марсельезу» и царский гимн, а затем русских отправили в лагерь и окружили многочисленной охраной из колониальных войск. Когда простые французские граждане приближались к проволочным заграждениям, чтобы выразить свои симпатии русским союзникам, передать цветы или сигареты, часовые разгоняли их, орудуя прикладами, — так им приказало начальство. Русские солдаты фактически оказались на положении военнопленных.

Командующий русскими экспедиционными войсками но Франции генерал Лохвицкий и его окружение ввели телесные наказания. За малейшую провинность или просто по капризу офицеров «нижних чинов» подвергали порке. Когда французы узнали об этом, их добрые чувства сменились брезгливой жалостью.

— Время от времени нас под охраной водили за проволоку, в баню, — рассказывали мне земляки. — Мы видели по пути кафе, где за стаканом столового вина сидели французские воины, но солдат колониальных войск, африканцев, среди них не было… Когда нас приводили в деревню, начальство доводило до общего сведения о строжайшем запрещении продавать русским виноградное вино. Французы поражались: ведь у них это легкое столовое вино дают даже ребятам, — значит, русские совсем дикие…

Летом 1916 года в Марселе произошел первый бунт русских солдат — они убили офицера, известного своей разнузданной жестокостью. Начальство сыскало девятерых «зачинщиков» и расстреляло их. Остальных отправили на самые опасные участки фронта.

Когда русские солдаты узнали о свержении самодержавия, офицеры притаились. Агенты временного правительства старались доказать воинам, будто свобода России зависит от победы над кайзеровской Германией, говорили, что русские войска уже прорвали германский фронт и немцы в панике бегут. Медовые речи произносили и официальные представители союзных держав. Многие верили лживым словам и не сомневались, что после скорой победы над врагом их немедленно отправят домой.

Прошло несколько недель. В апреле 1917 года французское командование сделало попытку наступать в районе Реймса. Две русские бригады, участвовавшие в этих боях, захватили форт, от которого зависела участь Реймса, но другие части их не поддержали, и бригады понесли тяжелые потери.

Русские солдаты требовали возвращения на родину, но их перевели в лагерь Ля Куртин, угрожая отправить в Африку, чтобы помогать укреплению колонизаторского режима. Затем им предложили сдать оружие, но они ответили: «С оружием приехали, с ним и вернемся домой!» Командование прекратило подвоз продовольствия, начался голод. Буржуазные газеты распространяли слухи: русские требуют Советов и призывают к этому солдат-сенегальцев. А в действительности сенегальцы требовали предоставления им таких же отпусков, какими пользовались солдаты-французы.

Волна забастовок, поднявшаяся в Париже, всколыхнула армию. Солдаты-отпускники вместе с бастующими парижанами призывали: «Долой войну!» Начались смертные казни.