Пятнадцать лет скитаний по земному шару

Миновав Салоники, мы добрались до границы, перешли ее и вступили на сербскую землю.

Нас поразила разница в климате. В Греции стояла нестерпимая жара, земля была словно выжжена, а в Нише я увидел прекрасные пастбища и лесистые горы.

Длительная война совершенно разорила Сербию. Селения, попадавшиеся на пути, были пусты, их жители разбежались или погибли.

Транспорт еще не был налажен, большую часть пути пришлось идти пешком; кое-где мы ехали вместе с оборванными сербскими «войниками» — солдатами.

В Белграде я узнал, что мои надежды пробраться в Венгрию неосуществимы — мировой империализм сделал все, чтобы удушить венгерскую революцию.

В сербской столице оживали лишь главные улицы, многие дома стояли разрушенными и покинутыми. Санитарные условия в городе были ужасны. Первое время мы спали на казарменном дворе вместе с сербскими войниками, они делились с нами супом из фасоли или гороха.

Найти работу никто не надеялся. Мы узнали, что местный доктор организует помощь бывшим военнопленным и устраивает «русский дом»; ему нужны несколько человек для приведения в порядок одного из полуразрушенных зданий. Вместе с товарищами, прибывшими из Греции, я взялся за это дело. Нам пришлось крепко потрудиться, чтобы убрать грязь, накопившуюся за годы.

Там открылась столовая, я стал работать в ней. Очень уставал, но зато имел кров и пищу.

Вскоре столовая для военнопленных начала обслуживать и русских офицеров-белогвардейцев. Разница между питанием их и пленных была огромная; белогвардейцы получали хорошие обеды, а военнопленных кормили чем попало. Некоторые солдаты отравились испорченными американскими консервами. В комнате, где я жил, из шести работавших заболело четверо, а в другом помещении несколько солдат умерло.

Во время болезни моих товарищей появился новый военнопленный. Взглянув на лежавших, он покачал головой и сказал мне: «Плохо их дело, но помочь еще можно. Чтобы спасти ребят, надо достать лютой ракии — крепкой водки из слив». Я купил бутылочку лютой ракии. Новый товарищ, засучив рукава, стал растирать ею тело одного из больных, потом взялся за другого, третьего… Каждому он давал выпить несколько капель ракии, смешанных с горячей водой. На другой день больные почувствовали себя лучше, а позже, пошатываясь, вышли гулять.

Часто меня охватывало чувство гнева: что сделали империалисты с Сербией, страной красивой, богатой природными ресурсами, с ее храбрым и веселым народом! В Сербии было множество больных людей. Солдаты-калеки собирались около питательных пунктов, где им наливали в банки из-под консервов какую-то похлебку. Казармы кишели насекомыми, одежды войникам не давали, а белогвардейцев обеспечивали обмундированием и бельем.

Многие сербские женщины, потерявшие на войне мужей и отцов, остались без крова, в нищете, но держались с достоинством. Сколько страданий выпало на их долю в годы нашествия немецкой и австрийской военщины! Империалисты бросили против Сербии даже болгарскую армию…

Работать в «русском доме», превращенном в белогвардейское убежище, было противно. Я посоветовался с товарищами, возник новый план. Если не удалось попасть домой из Греции и Сербии, то, может быть, посчастливится добраться через Болгарию.

Обменяв несколько сербских динаров на болгарские левы, я с группой военнопленных поздней осенью выехал на дунайском пароходе в Болгарию. Контроля не было, за проезд мы не платили.

В Софии лишь некоторым удалось устроиться. На сахарных заводах, большой механизированной хлебопекарне и шахтах трудились почти исключительно бывшие русские пленные. Нужда и безработица среди болгар была огромна, подыскать какое-либо дело не представлялось возможным. Я примкнул к небольшой артели лесорубов и пильщиков, но работал только два-три дня в неделю.

Болгария фактически находилась во власти «союзников», в стране хозяйничала французская военщина. Колониальные войска занимали болгарские казармы, офицеры жили в большой гостинице.

Пролетарское население города, доведенное до крайней нищеты, ненавидело свое правительство. Трудящиеся Болгарии с надеждой взирали на Советскую Россию.

Разгром деникинцев вызвал небывалый подъем среди рабочих. Они готовили оружие и ждали своего часа…

Суровую зиму пережил я в Софии, но провел ее в кругу своих. После тяжелого рабочего дня наша артель — шесть человек — шла в столовую и наедалась жирным супом из требухи. Когда работы не было, мы шли на сахарный завод и пили сладкую кипяченую воду; вместо чая клали поджаренную корочку черного хлеба.

Проводя ночи на постоялых дворах, где спать приходилось на голом полу, в плохо отапливаемых помещениях, а то и в сараях, рядом с буйволами, мы выжили только благодаря своей выносливости, закалке.

1920 год принес нам великую весть: революционный русский народ вопреки всем усилиям капиталистического мира одержал победу!

Вечера, проведенные с болгарскими рабочими, остались незабываемыми. Навсегда сохранился в моей памяти образ Георгия Димитрова и других замечательных революционеров.