Мы оказались во власти палачей, они требовали нашего согласия воевать, но не нашли ни одного малодушного. Три месяца терзали нас, нередко соблазняя и новым обмундированием, и хорошей пищей, лишь бы мы согласились. Убедившись, что это не действует, они решили уморить нас. Воду и провизию стали привозить все реже и реже, люди в лагере погибали. Оставшиеся в живых были настолько слабы, что не могли хоронить умерших товарищей. От истощения и знойных солнечных лучей зрение притупилось, полуслепые, мы лежали близ берега в ожидании смерти. Вдруг донесся гудок парохода, вскоре нас окружили незнакомые люди. Мы их не различали, но слышали рыдания женщин. Это были сестры Красного Креста, наш вид потряс их… Всех нас перенесли на пароход. Но большинство товарищей погибло на Лемносе. После лечения в госпиталях мы решили пробраться ближе к родным берегам. Так наша группа оказалась в Варне, а другие уцелевшие товарищи рассеялись по Балканскому полуострову»…
Позднее я узнал, что французское командование не отвечало на запросы Советского правительства о русских солдатах-лемносцах, но их трагедия получила широкую огласку. Это и побудило английский Красный Крест послать пароход на Лемнос.
Находясь в порту Варна, я следил за движением судов и не упускал случая побеседовать с моряками…
Австралийские матросы и кочегары рассказывали, что их страна переживает бедствие после небывалой засухи и массового падежа скота. Цены на продукты сильно повысились, многие семьи в тяжкой нужде.
Военные корабли, особенно американские, казалось, избрали Варну своей штаб-квартирой: не успеет уйти одна флотилия, как появляется новая.
Ранней весной пришел большой русский пароход «Петр Великий». На берег высадились белогвардейцы. Потом прибыло еще несколько пароходов с белыми. В Варне стало шумно, открылись комиссионные магазины, где продавались драгоценности.
Как хищники, учуявшие поживу, вошли в порт два английских дредноута и американский крейсер. Комиссионные магазины быстро опустели. На улицах происходили дебоши, женщины прятались. Пьяные моряки ловили свиней, с улюлюканьем тащили их в шлюпки и везли на свои корабли.
Иностранцы ушли, белогвардейцы выехали в Константинополь (Стамбул), оставив на произвол судьбы больных и раненых. Даже медицинские сестры сбежали, боясь заразиться сыпным тифом.
В Варну прибыли пароходы с болгарскими рабочими, эмигрировавшими до войны в США. Несколько лет они вынуждены были изготовлять снаряды и оружие, которыми уничтожали их братьев, таких же тружеников. Теперь, когда война окончилась, болгарские рабочие стали не нужны, и американские власти отправили их домой — в опустошенную страну. Безработица еще больше возросла.
Наша артель распалась, на пристани работали вернувшиеся болгары. Что же, идти в батраки к какому-нибудь кулаку? Нет! Во что бы то ни стало надо добраться до родины!..
Русские рыбаки-старообрядцы, переселившиеся из Румынии, смело выходили на своих лодках в открытое море. Я сговорился с ними, подобрал партию желающих плыть Черным морем на лодке в Одессу. Но этот план сорвался — у нас не нашлось необходимой суммы денег.
Ходили слухи, что легче всего выехать в Россию из Константинополя, где собралось очень много русских, от которых «союзники» не прочь избавиться. Но как попасть в Турцию?
У военнопленных я достал паспорт на имя Ефима Заики. Вид у меня был странный: я не брился, борода отросла чуть ли не до пояса. Двое лемносцев присоединились ко мне, они тоже сильно тосковали по родине.
Я узнал, что старый русский пароход «Адмирал Кашерининов» уходит в шесть часов утра в Константинополь.
Мы сложили свои деньги, купили хлеба и сала. Захватив одеяло, я вечером спрятался с друзьями за тюками с грузом, невдалеке от «Кашерининова». С парохода на пристань был переброшен толстый канат.
Спать мы не могли, все молчали, глядя на канат.
Один из спутников пошевелился и шепнул:
— Не пора ли?
Было часа три ночи.
— Начинай ты, — сказал я.
Он ушел. С замиранием сердца мы следили за фигурой, которая по канату передвигалась к борту парохода. Наконец он взобрался на судно. Следом полез и я…
Взобравшись на пароход, я медленно двинулся по палубе, осторожно переступая через спавших матросов.
Дверь в кочегарку была открыта, мы втроем залезли в угольную яму, разложили одеяло, зажгли свечу. Поели, погасили свечу и уснули.
Пароход качнуло, послышалась мерная работа винта…
Воды у нас не было, а пить очень хотелось. Один из моих спутников пробрался наверх. Утолив жажду, он благополучно вернулся, потом пошел второй, а за ним и я.
Спустя сутки мы услышали, как бросили якорь. Сидеть в неизвестности нам надоело, один пошел на разведку. Вернулся он сильно возбужденный и сказал, что его заметила какая-то женщина. Притаившись, мы ждали развязки. Показался свет, раздался голос: «Вот они!» Нас вывели на палубу.
Было тихое утро. Пароход стоял близ красивого берега, на котором возвышались огромные старинные башни. Но нам было не до красот… Старик капитан, увидев «зайцев», затрясся.