А иной раз сберется муж полюбиться с женою, но она, столько раз уже прежде надув его, и тут изыщет способ отделаться от него, уж поверьте, изыщет, коли противны ей и сам он, и его ласки, — один Бог знает, как дама этого добьется, но выше было уже описано, сколь она хитроумна. И вот она пеняет мужу: «Клянусь Богом, мой дружочек, вместо того, чтобы заниматься эдакими делами, послушали бы лучше, что я вам скажу». — «Не пойму, душенька, — отвечает он, — отчего же не желаете вы этим заниматься?» — «Да оттого, мой дружочек, что так оно лучше будет, и ежели бы я до замужества знала про эдакие гадости, то и вовсе в девицах бы осталась». — «Господи боже, — восклицает муж, — тогда зачем же вы замуж-то вышли?» — «Ох, и не знаю, мой дружочек, я была невинной девицею и исполняла волю родителей моих». (Хотя на самом-то деле она, будучи девицею, много в чем преуспела.) — «Вот беда! — сокрушается муж, — прямо ума не приложу, что это на вас нашло, душенька моя». — «Поверьте, мой дружочек, — она ему, — коли бы не ваше удовольствие, мне и вовсе ничего этого не надобно».
Простаку-мужу ее речи, что бальзам животворный, — он уверяет себя, что жена его — женщина холодная и страстной любви не разумеет что и сложения-то она хрупкого и деликатного, да так оно и лучше. И он нежно целует ее и обнимает с великим бережением и во всем угождает, у дамы же тем временем все помыслы лишь о милом дружке, с ним одним хотелось бы ей сейчас любиться, вот почему она позволяет мужу делать все, что ему угодно, сама же лежит колода-колодой и ни в чем ему не пособляет. А наш простак, который к тому же и грузен, и пузат, между тем трудится в поте лица за двоих, не находя у жены помощи и не умея справиться с нею так ловко, как справлялись другие. Дама отворачивает от него лицо, ибо то, что ей преподносят, никак не схоже с добрым ипокрасом, коего отведала она на стороне, и, всем своим видом показывая, что терпит неудобство, говорит мужу: «Ах, мой дружочек, вы меня совсем замучили, нельзя ли, мой милый, полегче?» Тут наш добряк изо всех сил вздымается кверху, стараясь не слишком налегать на жену, и вновь принимается за работу, но дело никак не идет на лад, начинать же сызнова он не решается, боясь потерпеть неудачу и разгневать жену, ибо думает, что ей и вовсе не до ласк. И столь сурово дама шпыняет мужа, что он вконец уверяется в слабом ее сложении, тем более она и лицом бледна; словом, по мужниному разумению, лучше и спокойнее вовсе ее не тревожить.
Но случается иной раз, что даме вздумалось выпросить у мужа новое платье или иную какую вещь, хотя ей слишком известен его нрав, а главное, уменье прижать денежку, где надо и не надо. Вот она выжидает удобной минуты, чтобы добиться своего. И когда окажутся они в спальне и наступит время супружеских объятий и утех и дама увидит, что муж вожделеет к ней, тут она его так горячо приветит и обласкает, что чудеса, да и только: женщины, они ведь умеют на тысячу разных ладов задобрить того, кого хотят. И муж, непривычный к жениной ласке, тотчас размякнет и возрадуется. И когда она особенно крепко обнимет его и поцелует, он ей скажет: «Вижу, душенька моя, вы хотите что-то попросить у меня?» — «Господь свидетель, мой дружочек, ничего я у вас не прошу, кроме ласки и любви вашей. Клянусь, что не надобно мне никакой иной утехи, как только почаще с вами любиться». — «Господа боже мой, — это муж ей, — да ведь и я ни о чем другом не помышляю!» — «Уж вы поверьте, мой дружочек, — поет тем временем дама, — что никогда ни один мужчина не коснулся моих уст, кроме вас, да братьев или кузенов ваших и моих, когда они навещали нас и вы приказывали мне поцеловать их, Господь тому свидетель. И думается мне, что нет в целом мире человека красивее и добрее вас». — «Да неужто, душенька моя? — изумляется муж. — А что скажете вы о том оруженосце, который сватался к вам?» — «Фи, фи, не грех ли вам и поминать! — восклицает дама. — Клянусь, что когда я увидела вас впервые, то и разглядеть как следует не успела, слишком уж далеко вы стояли, оттого-то его сватовство и затеялось прежде вашего, но, будь он хоть дофином Вьеннским[18]
, я ни за кого, кроме вас, не пошла бы. Сам Господь мне помог: ведь батюшка и матушка расположились было выдать меня за него, но я никогда бы им не подчинилась, уж и не знаю, как я от него избавилась, видно, была на то воля Божия».