Пятничная я. Умереть, чтобы жить (СИ)

Эта ночь была длинной. Очень длинной. Эйсона никак не отпускало зелье. И Янис-Эль в итоге теперь ходила той самой «пингвиньей» походкой, которую некоторое время назад все пыталась обнаружить у дора Халльрода. Горячая ванна с травами, в которой она просидела почти час по рекомендации деловитой и абсолютно серьезной Агнессы, к которой пришлось сбегать, проснувшись, действительно помогла.

Янис-Эль была благодарна знахарке и за травы, и особенно за эту самую профессиональную серьезность. Рассказывать о своих специфических проблемах все же было стыдновато. Зато вспоминать о причинах их возникновения — приятно до сладкой дрожи где-то внизу живота. Все в строгом соответствии с аксиомой о том, как именно надо жить: чтобы рассказать стыдно, а вспомнить сладко. Картинки одна соблазнительней другой так и мелькали у Янис-Эль перед внутренним взором. В спальне Эйсона имелось довольно большое и удачно расположенное зеркало, и то, что периодически всплывало в темном стекле и выхватывалось боковым зрением, заводило не по-детски.

Согревшись, Янис-Эль захотела нежности. Не почти звериного, жесткого, полного страсти секса, которого было в избытке, а именно нежности — прикосновений, медленных ласк, легких поцелуев… Пробравшись рукой под одеялом, она бережно коснулась груди Эйсона, а потом двинула пальцы вбок, желая нащупать бархатистую мягкость соска. Эйсон вздрогнул, и тут же рука Янис-Эль оказалась в захвате.

— Что это ты задумала?

Голос Эйсона был холодным и абсолютно не сонным. Янис-Эль вздохнула. Значит, не спал, а лежал и притворялся бревном, чтобы выиграть время и понять, что надо после всего произошедшего говорить и как на это все реагировать.

— Хочу тебя потрогать. Просто потрогать, Эйсон.

— Ночью не натрогалась?

— Нет.

Повисла пауза. Эйсон смотрел в потолок. На щеках играли желваки. Янис-Эль опять вздохнула и потянула руку из пальцев горе-супруга.

— Хочешь сделаю тебе массаж? Ну же, муж мой, не сердись. Не знаю, как тебе, а мне с тобой было очень хорошо. Давай. Помну тебе плечи… И твою роскошную задницу…

Эйсон помедлил, потом все же лег, уткнувшись в согнутую в локте руку. Янис-Эль решила, что его согласие на массаж — лишь следствие того, что нестерпимо хотелось спрятать слишком зримое смущение на лице. И точно уши горе-муженька алели. Янис-Эль улыбнулась и поцеловала то, что было ближе. Эйсон дернулся, словно его не поцеловали, а укусили, но позу не сменил. Янис-Эль села в кровати, одновременно сдвигая в сторону одеяло. Ягодицы и лопатки пресветлого дора Несланда все еще были местами черными, перепачканной оказалась и простыня. Вчера, перебираясь в кровать из мастерской, где они любили друг друга на изрисованных углем листах бумаги, сходить помыться они и не подумали. Не до того было.

— Ты такой красивый, Эйсон, — шепнула Янис-Эль.

Тот дернул плечом, и уши его стали уже не красными, а малиновыми.

— Это с каких же пор эльфийкам стали нравиться тхлен — грубые, неповоротливые и живущие постыдно мало?

Так и тянуло сказать, что на самом деле никакая она не эльфийка, а самая обычная человеческая женщина. Причем в прошлой и пока еще главной жизни — далеко не самая привлекательная… Но трудно было представить реакцию на такое вот сообщение со стороны горе-супруга, нервишкам которого в последнее время и так досталось, и Янис-Эль о своей прошлой жизни промолчала. А, начав разминать напряженные мышцы на плечах Эйсона, ответила совсем не так, как хотелось. Хотя и эти слова были правдой.

— Мне не интересно то, как это все бывает у остальных. У меня так: ты для меня красив и сексуально привлекателен… Ты знаешь, что у тебя здесь, — Янис-Эль тронула пальцем правую ягодицу Эйсона, — две маленькие родинки рядышком? Очень милые.

Янис-Эль склонилась и поцеловала их. Эйсон вздрогнул и вдруг перевернулся, попутно дернув на себя угол одеяла.

— Неужели тебе — долгоживущей эльфийке из Вечного леса — на самом деле приятно целовать человеку задницу?

Янис-Эль, которую движение Эйсона сбросило на край кровати, поморщилась и принялась осматриваться в поисках чего-нибудь, чем можно было бы прикрыться — одежда-то осталась наверху, в мастерской.

— Целовать мне нравится не все человеческие задницы, а твою, Эйсон. Надеюсь, ты понимаешь разницу.

Опять повисла пауза. Янис-Эль нагнулась и потянула к себе халат Эйсона, который обнаружился на спинке рядом стоящего стула.

— Ты ночью называла меня «любовь моя», — негромко выговорил Эйсон и отвернулся. — Это… просто постельный словесный оборот, или?..

— Или, — отрезала Янис-Эль и встала, завязывая на талии пояс.

Сознаваться в своих нежданных и по большому счету нежеланных чувствах, обращаясь к макушке и левому уху Эйсона, было… неприятно. И, пожалуй, страшно. Она уже сделала шаг в сторону дверей в свою комнату, когда Эйсон, наконец, повернулся и схватил ее за запястье. Лицо у него было смущенным, взгляд метался из стороны в сторону, лишь на долю секунды задерживаясь на Янис-Эль.

— Я бесконечно благодарен тебе за то, что было этой ночью. Просто… Просто я…