Пятничная я. Умереть, чтобы жить (СИ)

— Это совершенно недопустимо. Ваш дядя мог убиться до смерти! Как вы не понимаете это?

Альф и Лута смотрели в пол. Янис-Эль покусывала нижнюю губу, но молчала. Вмешиваться в воспитательный процесс было нельзя, хотя лично она жалела только о том, что пресветлый дор только физиономию себе подправил, а не шею свернул.

— Ваши игры зашли слишком далеко. И вместо того, чтобы честно нести ответственность за то, что вы сделали, вы спрятались. Из-за чего десять взрослых людей вынуждены были отвлечься от своих дел и искать вас по всему дому, — Эйсон провел рукой по лицу. — Как же я от вас устал, кто бы знал. Дор Халльрод настаивает на порке, и я…

— Твой шурин, Эйсон, — все-таки не сдержалась и влезла Янис-Эль, — только и делает, что настаивает на порке. А ты еще вчера сказал, что ничего подобного в твоем доме не было и не будет.

— Но ведь как-то наказать этих хулиганов надо…

— Не спорю. Даже в этом возрасте любое разумное существо должно видеть границу между шалостью и смертоубийством. Как бы ни был вам противен тот, против кого вы замыслили свое коварство. А вдруг о вашу веревку споткнулся бы кто-то другой? Ваш отец, например. — Лута раскрыла шире глаза и в них тут же заблестели слезы, Альф смотрел хмуро. — Или какой-нибудь старик, или женщина, для которых такое падение могло бы обернуться куда более серьезными увечьями. Пакость всегда должна быть направлена строго против того, кому и есть намерение пакостить.

— Янис-Эль! — Эйсон сверкнул глазами. — Чему ты их учишь?

— Плохому, — честно ответила та и улыбнулась. — Накажи меня тоже. И мы все вместе отправимся это наказание отбывать. М? Я в окно видела, там вроде снег выпал? Двор уже расчистили? Нет? Тогда отправь нас убирать снег. Физический труд на свежем воздухе не только прекрасно вправляет мозги, но и не вредит здоровью.

Эйсон немного поразмыслил, несколько раз раскрывал рот, чтобы что-то сказать, а после, махнув рукой, повернулся к детям.

— Надеюсь, вы все поняли?

— Да, папа, — прогундосила Лута, хлюпая носом, Альф молчал и только стрелял глазками из-под насупленных бровей.

Янис-Эль подумала, что если с Луты впору было писать картину «Раскаяние», то выражение лица Альфа вполне адекватно бы смотрелось на фотке анфас и в профиль в личном деле матерого рецидивиста. Было ясно, что если это будет зависеть от Альфа, беды дора Халльрода продлятся вечно. «Красота!» — подумала Янис-Эль и совсем непедагогично подмигнула мальчишке.

— Что еще сказать надо?

— Папочка, прости нас!

— Прощение будете просить у дяди. А мне надо пообещать…

Янис-Эль скривилась. На ее непросвещенный взгляд было совершенно бессмысленно требовать от детей говорить: «Я больше не буду шалить!», если всем понятно, что будут и не раз. Нет, на роль Макаренко Янис-Эль не претендовала, но все же кое-какие вещи казались слишком очевидными. А может, все дело в том, что дети были не ее?..

Мысль царапнула и ушла. Янис-Эль молчала до самого конца отповеди, которую старательно прочел детям Эйсон. Думая, что на этом все закончится и можно будет идти во двор, она уже повернулась к дверям, но не тут-то было. Теперь «дорогой супруг» направил свои воспитательные усилия на нее.

— Надеюсь, ты не собираешься ходить в таком виде? — Эйсон обвел рукой штаны и куртку Янис-Эль.

— Мне больше не в чем. Твои домашние кадехо мое платьице совсем испортили.

— Оно что, у тебя — одно?

— Ага, — Янис-Эль усмехнулась.

Эйсон выглядел несколько растерянно. Видно, у него в голове сей факт укладывался плохо.

— Ладно. Я распоряжусь, чтобы тебя, Янис-Эль, во второй половине дня посетила портниха. А пока пойдем. Лута, Альф, отправляйтесь к себе и скажите Ханне, чтобы она одела вас потеплее. Янис-Эль к вам скоро присоединится.

Эйсон углубился в длинные темные коридоры, а после спустился по узкой лестнице, в начале которой заботливо прихватил с собой факел. Распахнув какую-то дверь, «дорогой супруг» сделал Янис-Эль приглашающий жест, пропуская ее перед собой.

«Какой Версаль!» — по-прежнему игриво подумала она и вошла.

Это было громадное помещение, сплошь забитое каким-то шмотьем. Оно было в тюках, на полках и в шкафах — везде. Эйсон дернул Янис-Эль за рукав, направляя в нужную сторону, и вскоре они уперлись в длинный ряд вешалок с характерными темными платьями. Поглядев на них с отвращением, Янис-Эль взяла первое попавшееся и приложила к Несланду.

— Тебе бы подошло, — тот резко отстранился. В свете факела, который делал лицо Эйсона особо фактурным, Янис-Эль отчетливо увидела, как прошлись по его щекам желваки, и закончила мстительно. — А мне длинновато будет.

Янис-Эль уложила платье на пол, а после вынула меч и, особо не целясь, уполовинила имевшуюся длину.

— Ты! — начал было Эйсон, но Янис-Эль подняла голову, в упор уставилась «дорогому супругу» в глаза, и тот споткнулся. — Ты испортила вещь… — упавшим голосом закончил Несланд и отвернулся.

— Я ее подогнала под свой рост, Эйсон. Легким движением руки платье превращается… Превращается платье… — Янис-Эль сложила покалеченную одежку так, чтобы выровнять по длине рукава, и отчекрыжила и их. — Вот. В элегантную тунику.