Пятничная я. Умереть, чтобы жить (СИ)

К счастью, башка хоть и пострадала, но мозги отбиты не были, а вместе с ними спаслось и доставшееся в качестве бонуса от черта с ангелом умение четко определять нужный путь. Меч, вынутый из сугроба, на ощупь был сухим и теплым. Янис-Эль прижала его к себе и даже некоторое время полежала в обнимку со своим чудо-оружием, словно подпитываясь от него силами. А после снова включила свой внутренний радар и попробовала поискать людей. Ближе всех, понятно, оказались ее торопливо удалявшиеся с места преступления убийцы. Остальные… Янис-Эль стиснула зубы. Остальные были далеко. Очень далеко.

Даже неизвестно, до чего было ближе — до города, из которого она выехала в таком, сука, хорошем настроении, или до Несланд Эльца, где какой-то гад решил-таки ее угробить и организовал всю эту гнусь. Интересно — с чего именно сейчас? Дор Халльрод так перебздел от вопроса про бухгалтерские книги? Неизвестный высокий и черноволосый маг увидел для себя угрозу? Непонятно куда смывшийся дядюшка Титус передумал жениться и решил довести до конца замысел родственничков из Высокого фьора Моберг? Или это привет от ночного гостя? На мужа Янис-Эль не грешила — этот одуванец на такое подлое убийство был не способен. Да и уж больно одинаковым способом попытались угробить сначала самого дора Несланда, а теперь и Янис-Эль — задуривший сарим сбросил… Почерк, как говорится, почерк, зараза такая… Или все-таки зря она исключает дорогого супруга из числа подозреваемых, и про второе покушение Эйсон просто соврал?

Снег валил все гуще, сил почти не осталось, периодически накатывала чернота, из которой Янис-Эль выныривала, лежа заледеневшей физиономией в снегу.

— Здравствуй, жопа, Новый год! — хрипло возвестила она и, приподнявшись, попробовала осмотреться.

Но вокруг был только снег. Он окутывал землю, он неостановимо сыпал со ставших почти черными небес. Казалось, даже внутри у Янис-Эль тоже был именно он — так все заледенело и слиплось за ребрами и внутри живота.

Больше всего хотелось закрыть глаза, свернуться клубком и… И что?! И что, блин?!

— А вот те шиш! — проорала Янис-Эль в черные небеса и снова поползла.

Настойчивый взгляд, который преследовал ее все время пути — что в город, что обратно — и который было пропал подчистую во время нападения, вдруг вновь проявил себя. И теперь Янис-Эль различала в нем оттенок тревоги и даже страха.

— Не бзди, — проворчала она, подтягивая себя еще на десять сантиметров, — прор… — снежный наст под ее телом хрустнул, проваливаясь, и Янис-Эль рухнула в какую-то темную дыру.

Упав прямо на сломанную левую руку, она заорала от режущей боли, и чернота поглотила ее окончательно.

Янис-Эль честно ждала, что, вынырнув из нее, увидит привычных черта с ангелом и даже постаралась настроиться на то, что на этот раз ей скажут: «Извини, чувиха, но хватит прыгать между жизнью и смертью, оставайся уж с нами!», однако вместо сладкой парочки ее ждал грустный жиробас. Совершенно голый и дивно волосатый, он сидел в позе роденовского «Мыслителя», подперев круглый подбородок пухлым кулаком, и укоризненно смотрел на визитершу.

— Здорово! — неуверенно поприветствовала его Янис-Эль, совершенно не понимая, чего ей от этой встречи ждать.

Жиробас распрямился, развел руками так, что сиськи дрогнули, хлопнул себя по ляжкам и вдруг заплакал. Крупные детские слезы катились по его отвисшим щекам, скользили на шею и терялись в поросли на груди. Жиробас растирал их по лицу сосискообразными пальцами, тихо подвывал и всхлипывал.

— Эй, ты чего? — Янис-Эль даже нашла в себе силы приподняться, хотя на этот раз, что удивительно, все у нее болело даже здесь, в этом совсем уж нереальном месте между мирами.

— Ты меня не любишь, — выл жиробас. — Никто меня не люби-и-ит… Ы-ы-ы-ы…

— Я тебя люблю… Как друга, — еще более неуверенно ответила Янис-Эль. — Ты мне очень помог.

— А мне надо, чтобы не как друга! — вдруг выкрикнул жиробас, вскочил и затопал к Янис-Эль.

Сиськи его при этом прыгали, словно у девицы с обложки «Плейбоя», невероятный живот, свисавший вялым фартучком, дрожал, а кончик члена, один только и видимый из-под складок кожи, мотался из стороны в сторону, словно какой-то дикий маятник.

Янис-Эль, наверно, убежала бы, но избитое и изувеченное тело не слушалось. А жиробас бахнулся на колени, а после вдруг разлегся, прижимаясь к Янис-Эль всем своим шерстистым организмом.

— Ты такая красивая, — нежно проворковал персональный кошмар Янис-Эль и вдруг лизнул ее в щеку длинным и удивительно шершавым языком. — Можно я хотя бы просто полежу с тобой рядом?

И опять Янис-Эль рада была бы возразить, но тело распорядилось иначе. Жиробас был большим, меховым и жарким, как печка. Хрупкое эльфийское тельце кузнечика-переростка будто провалилось в шерстяные объятия, как в пуховую перину. Стало мягко, тепло, покойно… И вроде даже боль немного отступила, притупилась, стала терпимой. Словно жиробас взял часть ее на себя.

— Ты хороший, — на сей раз совершенно твердо сказала Янис-Эль и робко обняла жиробаса в ответ.