Не успели лечь, не успели ещё положить голову на подушки - насторожились. Что это? Может быть, померещилось? Стучат в дверь. Сильно стучат.
- Шварц, слышишь? - Степан вскочил. - Стучат!
- Да. Может, ошибка? Перестанут? Нет, стучат уверенно и всё сильней.
- Это к нам! - испуганно шепчет Стёпа.
Шварц спустил ноги с кровати. Ждёт. Стук усиливается.
Степан, неодетый, мечется по комнате:
- Говори скорей, куда спрятать литературу? А в дверь уже барабанят вовсю.
- Конец! Бежим! Лучше через окно. Всё равно пропали! - Степан бежит открывать окно…
Но Шварц останавливает его:
- Не глупи.
И Шварц, с виду решительный, спокойный, направляется к двери и откидывает крюк.
- Ну и спите! Никак не добудишься. Як мёртвые. А ещё велели к празднику прибраться. - На пороге стояла молодая женщина, улыбающаяся, в платочке, в подоткиутой юбке, с ведром и тряпкой в руках. - Вот здоровы спать! Як медведи зимой.
Иосиф со Стёпой громко хохочут.
Молодая женщина долго стояла с ведром и тряпкой в руках. Она никак не могла понять:
- И чего хохочете? От, дурные…
А жёлтая корзина, набитая до отказа, с выпяченной крышкой и туго перевязанная верёвкой, важно поехала из Ковно дальше. Сначала в Вилькомир, потом в Вильно и дальше - по всей России разошлись тонкие книжечки, объяснявшие рабочим, чего можно ждать от царской власти и как рабочие должны действовать, чтобы взять власть в собственные руки.
РАБОЧИЙ СОЛОМОН РОГУТ
Зима перевалила на вторую половину. Несколько раз приходилось Шварцу получать на границе и отвозить литературу. И вот он опять в Ковно, в той же комнате, в маленьком домике под горой. Низкие оконца залепило снегом. На улице бушевала вьюга. Ветер крутил и яростно разбрасывал крупные хлопья.
Шварц сидит за столом, сжав голову руками. В углу лежит новый огромный тюк, только что привезённый, тщательно завязанный верёвкой. Шварц думает о том, что на этот раз запрещённую литературу надо во что бы то ни стало скорей увезти отсюда и самому скрыться. Не всегда получается так удачно, как было с жёлтой корзиной, туго перевязанной верёвкой, с выпяченной крышкой. Кругом идут аресты. За ним следят. В кармане пусто - ни гроша. Хорошего мало!
И тогда он вспомнил рабочего Соломона Рогута. Не случайно. Он подумал о товарищах, которые могли бы ему помочь. Из всей вереницы лиц выплыло одно - с упрямой складкой на лбу, с решительным взглядом больших чёрных глаз: лицо Соломона Рогута. Вот кто мог бы помочь!
Шварц послал за Рогутом. И Соломон Рогут сейчас же явился.
Он крепко пожал руку Шварцу:
- Что скажешь, Шварц?
- Сядь, я расскажу.
Соломон наклонил голову, внимательно слушал. Потом посмотрел на Шварца спокойными чёрными глазами.
- Не волнуйся. Всё будет сделано. Отвезу литературу. Он не спросил, какая там литература. Он знает: это нужно для революции, - и всё! Шварц сказал:
- Это надо сделать сегодня, сейчас же, немедленно. Соломон Рогут ответил:
- Конечно, я сам понимаю: сегодня, немедленно. Соломон Рогут немного помолчал, как будто что-то обдумывая про себя. Его живые чёрные глаза словно провалились, ушли в себя, а на высоком выпуклом лбу собрались частые складки.
- Вот что, - сказал он наконец. - Я не один поеду, а возьму с собой товарища, щетинщика, Саула Каценеленбогена. Вдвоём удобнее.
- Смотри. Как хочешь, - отозвался Шварц.
- И ещё… - Соломон Рогут снова помолчал. Потом поднялся с места и показал на угол, где лежал большой тюк. - В таком виде мы не повезём. Такой тюк сразу обратит на себя внимание. Мы сделаем из него несколько пакетов… ну, хотя бы три.
И Соломон Рогут побежал за Каценеленбогеном.
Шварц ползал по полу. Он раскладывал всю литературу по трём громадным пакетам, тщательно завёртывал их в толстую бумагу, перевязывал верёвками.
Наконец всё готово. Соломон Рогут и Саул Каценеленбоген пришли, ждут. Они поедут дилижансом до села Яново. А оттуда извозчик отвезёт их в Вилькомир, и они оставят литературу у родных Шварца.
Оба товарища берут пакеты в руки и прощаются:
- Будь здоров, Шварц! До скорого свидания!
- Будьте здоровы, товарищи!
КОЛОКОЛЬЧИК ПОД ДУГОЙ
На съезжем дворе обычная суета. И никому нет дела до двоих людей с большими пакетами, аккуратно перевязанными верёвками. Да и возница как будто ими не интересуется.
- Вам до Янова? Занимайте места. Деньги потом возьму.
Уже тронулись. Какая-то женщина бежит за дилижансом:
- Стой! Берл, стой!
Вознице стучат в переднюю стенку:
- Обожди, Берл. Соре-Лее со Старого Плана бежит.
И Соре-Лее открыли дверь дилижанса. Она села, раздвинула широкую юбку в обе стороны и закрыла пакеты, перевязанные верёвками.
Вот и Яново. Приехали.
Соломон Рогут с товарищем наняли извозчика, сели в сани, положили в ногах пакеты и поехали.
Лошадка быстро засеменила по дороге.
Саул Каценеленбоген придвинулся к Рогуту, улыбнулся:
- Теперь почти дома, близко. Живо доедем.
Спокойные глаза Рогута серьёзно и пытливо смотрели вдаль, на дорогу. Он не любил считать работу законченной, пока не сделано всё, до самого конца.