Пятница

Иося соскочил со стола. Всё ясно: он у хозяина, в Поневеже, в полутёмной мастерской. Едва можно различить два длинных стола с такими же длинными скамейками. В конце мастерской колышется пёстрая, в больших цветах, грязная занавеска. За ней маленькая комнатка хозяев. Скрипучий голос, точно несмазанная швейная машина, - это сама хозяйка, пани Ядвига Липницкая. В грязном капоте, растрёпанная, она уже шмыгает по всем углам мастерской. Её длинный, острый нос, точно клюв хищной птицы, несётся впереди.

- Что ты так медленно поворачиваешься? - кричит она Иосе. - Скорей подметай.

Иося шлёпает в своих старых, развалившихся башмаках. Левая подмётка упрямо загибается. Веник в руках быстро шуршит вслед за башмаками. Обрезки материи гонятся друг за дружкой по полу, скатываются в большой ком.

Сквозь мутное окно едва виднеется посветлевшее небо. А в дверь уже стучат.

- Отопри, - говорит хозяйка, - и не запирай.

- Здравствуйте!

В мастерскую входит, сильно хромая, маленькая Ёнта. Голова у неё повязана чёрным платком. Тёмная клетчатая жакетка немного ниже худой талии. Порванная юбка вытянулась сзади хвостом. Рваные ботинки заколоты шпильками. Ёнта дует на покрасневшие от холода руки, стараясь согреть их.

Дверь опять скрипит, визжит.

- Здравствуйте, здравствуйте! - здороваются сразу, в один голос, несколько человек.

- Брр… Какой холод! - Высокий Хаим остановился посреди комнаты, ещё глубже надвинул на лоб старую, порыжевшую меховую шапку и запахнул ветхое пальто.

- Да, кончились хорошие дни для бедняка! - Чёрная Берута кутается в большой платок. - И в мастерской немногим теплее, чем на улице. - Берута дышит на руки, и сильный пар вырывается изо рта.

Тени дрогнули на стене. Пламя в лампе замигало, выпрямилось, осветило лица, посиневшие от холода, с воспалёнными глазами. Ветер и дождь ворвались в комнату.

Хозяин, пан Липницкий, высокий, худой, в вязаной кацавейке и узких брюках, занялся кройкой на том самом столе, на котором спал Иося. Хозяин берёт в руки мел, проводит по материи толстые меловые линии и кроит по ним большими ножницами. При этом он кривит рот, и длинные светлые усы двигаются из стороны в сторону.

Но вот пан Липницкий скроил всё, что нужно на сегодняшний день. Все заняли свои места: кто уселся на столе со своей работой, кто остался на длинной скамье.

Хозяйка зовёт мужа завтракать. Из маленькой комнатки доносится позвякивание ложек о стаканы.

За окнами слабо занимался день, осенний и унылый.

НАДО БЕЖАТЬ

- Нет, - говорит маленькая хромая Ёнта, - я так замёрзла, что иголку не могу в руках держать.

Подскакивая на здоровой ноге, она спешит к большой печи, которая вылезла чуть ли не на середину комнаты, и прикладывает к ней руки то ладонями книзу, то кверху.

Высокий Хаим сидит на столе, и длинные ноги вытянуты на скамейке.

- Э, что ни говорите, а когда собственную печку не затопишь, никогда тепло не будет! Вот эту самую! - И Хаим, смеясь, похлопывает себя по животу.

Иося тоже смеётся. Он возится с утюгом у печки. Поставил на него трубу и придерживает её за ручку. Но труба с грохотом летит на пол.

Хаим оборачивается:

- Иося, тебе смешно? Ты уже сегодня ел? Затопил свою печку?.. Люди, посмотрите на Иосю! На что парень похож!

Иося хватается руками за лицо{-

- Подумаешь, вымазался! Есть над чем смеяться. То лампа коптила, то печку топил, только не собственную, а вот эту большую дуру, - он хлопает по печке руками, - а теперь вот с утюгом…

Всё же у Иоси смешной вид. Он весь чёрный, как трубочист, одни светлые глаза блестят.

Из угла слышится голос Бени. Он стоит у кадки с водой, расставив ноги, с большой медной кружкой в руках.

- А вот если всё время пить, не так есть хочется, честное слово!

- Да, - вздыхает чёрная Берута, откусывая зубами длинную нитку. Она кашляет и сильно задыхается. Лицо покраснело, слёзы выступили на глазах. Берута схватилась руками за грудь. Вся чёрная, точно прокопчённая, Берута не может и двух слов сказать не кашляя. - Ни в одном городе не платят так мало, как в Поневеже… -Берута снова закашлялась и схватилась рукой за грудь.

Хаим сутулится, склоняясь над работой.

- А когда платят так мало, что рабочим остаётся делать?

Хаим выпрямляется. Он даже откладывает в сторону дамское пальто, которое шил.

- Да, - повторяет за Хаимом Ёнта. - В самом деле, что же им делать?

- Беня! - зовёт Иося и отводит его в угол. - Знаешь, что я тебе скажу: в дыру мы попали. Не лучше Вилькомира. Вот тебе и большой город! - Иося отводит Беню подальше в угол, за печку, там их никто не услышит. - Вот как плохо живут здесь рабочие! - говорит он. - Сам видишь, сколько часов в день мы работаем?

- Пятнадцать, - отвечает Беня, медленно произнося слова, как будто что-то вспоминая и высчитывая. - В четверг работали семнадцать, а в пятницу среди ночи начали и восемнадцать вымахали.

- Ну вот! А платят как? Все голодают, но молчат… - Иося опустил глаза, задумался.

- А ты чего захотел? Когда люди голодают…

Но Иося перебил его, заговорил быстро, страстно, убеждённо, словно он старше Бени и знает больше его: