Пятница, тринадцатое

Если стреляли прицельно, то вполне могли бы положить на месте Милену или Сему. Интересно, кому это понадобилось обстреливать Волковых?

Я не спешила уходить из коридора второго этажа. Подойдя к распахнутому окну, я закурила, прислонившись спиной к подоконнику.

Слегка вытянув вперед шею, я заметила, что окно в спальне Капустиных слегка приоткрыто. Там шел какой-то тихий, но напряженный диалог.

Я навострила уши, пытаясь расслышать хоть единое словечко. И мне это удалось.

— Мерзавец, — донесся до меня приглушенный голос Капустина. — Прибил бы своими руками. Да и ты хороша, голубушка.

— Я? — возмущенно откликнулась Дора. — Да я без твоего слова и шагу ступить не могу! Ты сам все решал, когда мы выбирали…

К сожалению, они перешли в гостиную, и больше от их разговора мне ничего не обломилось.

Я медленно спустилась в бар и, заказав себе немного портера, стала смаковать темное горькое пиво, вяло размышляя о превратностях жизни и о том, как может сложиться у меня эта осень.

Где-то минут через пятнадцать я поймала себя на мысли — а чего это я думаю о работе во время столь желанного отпуска?

Разве ты не помнишь, Женя, с каким вожделением ты собирала вещи, предвкушая отдых?

Как кляла на чем свет стоит и город, и дом, и работу? Как хотела сменить обстановку?

«Конечно, помню. Ведь это было всего несколько дней назад», — ответила я сама себе.

— Тогда в чем же проблема? — усмехнулась я. — Зачем что-то загадывать?

— Вы что-то сказали? — подскочил ко мне бармен. — Еще пива?

— Нет-нет, спасибо, — торопливо ответила я. — Так, болтаю сама с собой.

— А-а, — протянул тот. — Что ж, всегда приятно побеседовать с умным человеком.

Остаток пива я допивала медленно, смакуя каждый глоток. Для меня теперь яснее ясного было, что отдыхать мне просто надоело.

Да-да, хотелось снова приняться за работу — встречаться с клиентами, разруливать их проблемы, а вечером смотреть по видику очередной боевик.

— Просто идиллия, — пробормотала я себе под нос. — Живи — не хочу.

Мои размышления прервал Максим Капустин, спускавшийся по лестнице на первый этаж.

Завидев меня, он слегка смутился, но тут же взял себя в руки.

Подойдя к бару, Капустин заказал рюмочку перно и, прополоскав горло микроскопической дозой анисовой водки, осведомился у бармена, кивнув на дверь номера Шмакова:

— Наш профессор у себя?

— Вроде не выходил, — ответил ему человек за стойкой. — Ну да, ведь у него же сейчас эта… как ее… в общем, томная дама с третьего этажа.

Я поняла, что бармен имеет в виду Антонину Платоновну, и решила заказать себе вторую порцию пива — меня начинало одолевать любопытство, хотелось разобраться в сложных взаимоотношениях между постояльцами первого корпуса.

Хотя я тут же осадила себя и мысленно прочитала себе нотацию:

«Женя Охотникова! Ты опускаешься с каждым днем все ниже и ниже! Неужели ты не видишь, как медленно, но верно тебя засасывает трясина так называемого „отдыха“? Тебя уже начинает интересовать интимная жизнь твоих соседей! Дальше некуда!»

И вправду пора домой. Вряд ли я протяну тут до конца срока.

Хотя… как знать, вдруг мое настроение вскоре снова изменится?

— Похоже, Антонина и профессор нашли общий язык, — словно прочитал мои мысли Максим. — Разница в возрасте, конечно…

— Иногда это даже помогает, — лениво ответила я. — Придает особое очарование.

— Вы полагаете? — с интересом посмотрел на меня Максим. — Не знаю, не приходилось пройти через такой своеобразный опыт.

— Мне тоже, — пожала я плечами. — Но некоторым нравится…

Наш вялотекущий разговор прервало появление Милены, которая вошла в корпус, с трудом придерживая дверь. В руках у нее был пакет с яблоками.

— У себя Данилыч? — запыхавшись, спросила она у бармена.

— Он что, министр, что ли, какой, что я вам докладывать обязан? — беззлобно огрызнулся мужик за стойкой. — Становитесь в очередь!

В этот момент дверь номера Шмакова открылась, и оттуда выплыла Антонина Платоновна.

Мило улыбнувшись нам, она присела на табурет рядом с Капустиным. Тот раздраженно проводил взглядом Милену, которая обрадованно закудахтала и впорхнула к Шмакову в еще не закрытую дверь.

Между Меньшиковой и Максимом завязался странный разговор.

Они сидели рядом на табуретках, их локти соприкасались, и никто из них не подумал отодвинуться. Я пристроилась чуть в отдалении, неторопливо глуша свое пивко и закрыв глаза, чтобы лучше слышать их беседу.

Говорили они как люди, давным-давно знающие друг друга, используя умолчания и недоговоренные фразы — значит, понимали все с полуслова.

— Как успехи?

— Более-менее, — ответила Меньшикова. Ее голос странно изменился — в нем появились новые нотки, чуть более теплые и человеческие.

— Выпьешь?

— Можно.

— Порцию коньяка! — заказал Капустин, обернувшись к бармену.

— Помнишь мои вкусы?

— Честно говоря, нет.

— А ведь прошло…

— Да-да, можешь не считать. Какая, в сущности, разница. Я меряю время по качеству.

— Мы могли бы снова…

— Неактуально.

— Твоя жена симпатичная.

— Угу.

— Не знаю, стоит ли говорить… — замялась Антонина. — В общем…

— Стоит — не в буквальном смысле, надеюсь, — усмехнулся Максим.

— Как знать…

— Тогда лучше не говори.