Пятница, тринадцатое

Этот вопрос был обращен к Семену. Волков поднял на Капустина опухшее лицо и, стараясь внятно выговаривать слова, ответил:

— Я. Проживу. При. Любом. Режиме. — И после паузы добавил: — На. Мне. И. На. Таких. Как. Я. Держится. Вся. Страна.

— Опять же, средства массовой информации, — продолжал свой монолог профессор. — Все куплено сверху донизу. Где же правда о событиях в мире?

Похоже, Алексей Данилович Шмаков был рад представившейся возможности прочесть нам довольно банальную лекцию.

Но слушала его на самом деле разве что Милена Волкова. Она буквально смотрела в рот профессору и согласно кивала на каждую его фразу.

— Население развращено западной пропагандой. Народу внушаются превратные понятия о нравственности и о фундаментальных понятиях цивилизации, таких, как честность и порядочность, — бесстрастно продолжал профессор, загибая костлявые пальцы.

— Нравственность? Честность? — вдруг оживился Артем, взглянув при этом на Веру. — А по какому праву вы беретесь судить о таких вещах?

— Думаю, что мой возраст и мой опыт позволяют мне говорить об этом, — скромно ответил Погодину Шмаков. — Так вот…

— Постойте! — нахмурился Артем. Профессор, кажется, вызывал у него сильное раздражение. — Вот вы можете сказать о себе — да, я нравственный и кристально честный человек? Можете?

— Господа! — подал голос Максим Капустин. — Ну зачем же все обострять? В конце концов, мы собрались здесь для того, чтобы поужинать.

Его призыв возымел действие, и все на время углубились в поглощение пищи.

— М-м, какой чудесный салат, — причмокнул профессор. — Здесь, кажется, орехи?

— Толченый миндаль, — пояснил Капустин. — И еще немного бразильских орехов.

— Чудесно! — восхитился Шмаков. — А вы, сударыня, почему не кушаете?

Этот вопрос был обращен к Вере, которая сидела рядом с Артемом, напряженно глядя в одну точку. Казалось, она вот-вот разрыдается. И вопрос Алексея Даниловича пришелся, мягко говоря, не к месту.

— Я не хочу, — через силу ответила она. — Пожалуйста, оставьте меня в покое.

То ли профессор не расслышал, то ли решил, что следует доказать девушке, какого удовольствия она себя лишает, отказываясь от салата, — в общем, Алексей Данилович зачерпнул ложечку и поднес ее к губам Веры, одновременно чуть тронув ее за плечо.

— Вы должны попробовать! — наставительно проговорил он.

— А идите к черту! — истошно заорала Вера и с силой оттолкнула от себя руку профессора. — Ненавижу! Будьте вы прокляты!

Ложка с салатом весело подпрыгнула и рассыпала комки содержимого в полете наподобие фонтанчика, а потом со звонким стуком упала на пол.

Вера вскочила и, закрыв лицо руками, выбежала вон из столовой. Вслед за ней вскочил Артем и бросился догонять свою супругу.

Воцарилась неловкая пауза.

— Девушка, видно, не в духе, — констатировал профессор. — Ничего, все образуется. А вы, я вижу, военный, да в хорошем чине.

Шмаков перевел взгляд на Голубца и оценивающе осмотрел его мундир.

— Хотелось бы узнать, что вы думаете о военной доктрине нынешнего правительства? — с неподдельным интересом спросил Шмаков.

— Ничего не думаю, — невежливо ответил Голубец. — И не собираюсь думать.

— Вот как? Почему же?

— Я в отставке.

— Ну и что? — настаивал профессор. — У вас же есть гражданская позиция?

Майор Голубец не стал доедать салат. Он поднялся, промокнул губы салфеткой, отвесил общий поклон, а затем молча удалился.

— Вот тебе и на! — изумленно проводил взглядом профессор его спину. — Кажется, я сегодня оказался здесь не ко двору. Что ж, пойду к себе.

Но не сделал он и двух шагов, как снова вернулся за стол и остался сидеть, схватившись за сердце. Потом нашарил в кармане пижамы трубочку с нитроглицерином и положил в рот две таблетки.

Все вокруг заметно напряглись. Шмаков действительно выглядел паршиво — тяжело дышал, прикрыв глаза и слегко постанывая.

— Ничего-ничего, — остановил он движением руки Милену, которая порывалась чем-то ему помочь. — Мне уже лучше. Я, пожалуй, пойду к себе.

Со второго раза эта попытка удалась. Ужин был безнадежно испорчен.

* * *

Перед тем как лечь спать, мне захотелось выпить. Я заказала в баре коньяк и медленно смаковала каплю за каплей, любуясь на закат цвета крови, высвечивающий красный сосновый лес перед корпусом.

В столовую снова спустился майор. Он подошел к столику, чтобы забрать журнал, который давеча не дочитал, и собирался было уже уйти, как его окликнула Дора, сосредоточенно курившая на веранде.

— Минуточку… Кажется, у нас с вами есть общие знакомые?

— Да? — без особого энтузиазма отозвался майор. — Очень может быть.

— Вы не знали часом такую Неонилу Августевич? — спросила Дора.

— Нет. Не припоминаю, — твердо ответил майор после недолгого раздумья.

— Ну ничего, не берите в голову, наверное, я что-то перепутала, — с улыбкой сказала Дора.

— Спокойной ночи, — поклонился ей майор и направился к лестнице, но тут Дора снова остановила его. Она вошла в столовую и встала в дверном проеме, держа на отлете руку с сигаретой.

— Майор! Да не волнуйтесь вы так! Бизнес есть бизнес, правда?