Пятьсот часов тишины

Мы обгоняли «моторные плоты» и спаренные лодки, которые больше походили на паромы, так как несли на себе сено, коров, всякий домашний скарб и даже лошадей с телегами.

Историк не упускал случая перемолвиться хотя бы несколькими словами с каждым встречным-поперечным. Он то подсядет, бывало, к старушке на лавочку, то не поленится подогнать «Утку» к берегу, чтоб выкурить папиросу с дядечкой, дерущим мочалу, с рабочими лесосеки, каменоломни или сплавного участка.

Иной раз ему не столько, казалось, были нужны ответы на вопросы, которые он задавал, сколько звук голоса встречного человека, его интонации, выражение лица.

У него было десятка полтора-два «излюбленных» вопросов, которые он задавал чаще других. К ним относился и вопрос насчет колхозов и совхозов. Ответы бывали самые разные. Колхоз, говорили одни, хорош тем, что ты чувствуешь себя там ближе к хозяйству, к земле. В совхозе ж все похоже больше на службу. «Вот и хорошо, что на службу! — возражали сторонники совхозов (а таких, надо сказать, было большинство). — Отработал свои часы, получил, что причитается, — и ходи себе кум королю. Почти что рабочий класс. Чем плохо? В совхозе и порядка больше, и дисциплина на другой высоте. Затем охрана труда, соцстрах. Нет, в совхозе лучше. Но опять-таки, если вы рядовой работник. Про директора, например, не скажешь, что ему лучше, потому как прав и возможностей для хозяйственных манипуляций у председателя колхоза несравненно больше. (Поддержало бы правление да утвердило собрание!) Директор же совхоза буквально по рукам-ногам связан промфинпланом, который ему дается. Все регламентировано и рассчитано до мелочей… Совершенно ненормальное положение. Недотепе, рохле — так, наверно, удобно, зато живому инициативному руководителю — мука мученическая. Обязательно надо директору совхоза прав добавить. Обязательно! Иначе делу вред».

— А почему в причусовских деревнях и поселках столько заколоченных домов?

Дело ясное: в одном месте кончились многолетние лесоразработки, в другом — народ потянулся в город. Почему потянулся? На то тоже разные бывают причины: тут старики подались к детям, там глава семьи решил попытать судьбу на рабочей стезе, а там надумали перебраться туда, где потеплее да по-яблочнее…

— А почему не разводите садов у себя? И зелени у вас мало…

— Нешто мало? Да ее чертова прорва кругом!

— Кругом-то прорва, а в деревнях, в поселках голо. В жару хоть помирай: тени не сыщешь!..

— Это верно: у нас тень не в почете. Лето-то не шибко длинное, мы каждому лучику рады. Не хотим заслоняться листьями.

— И яблок не хотите?

— Рябина — вот наша северная яблоня.

— Да какие вы северяне? На одной широте с Москвой! Просто климат у вас более континентальный, вот и все.

— А знаешь, морозом-то как охаживает!

— Мороз не помеха делу. Ведь морозостойкие сорта уже выведены! Фруктовые деревья проникли даже за Полярный круг — на Кольский полуостров, где почти полгода зимняя ночь. Есть там, например, поселок Муромец. Жители его недавно вырастили яблоневый сад. Да и у вас на Урале во многих местах растут сады, сами знаете.

— Это так… Только не все упирается в морозостойкие сорта…

— А во что же еще?

— Есть, верно, причины и поважнее… Должны быть… Несколько человек намекали на эту «причину поважнее». Догадаться было не так уж трудно, что имели они в виду, однако только в Кыне встретился нам собеседник, который говорил об этом без всякой маскировки.

Как-то на середине реки, где был брод, мы повстречали верхового. По бокам лошади висели пестеря — высокие корзины из бересты, полные отборных на вид грибов. Верховой оказался кузнецом — не с парового молота, а настоящим деревенским кузнецом, и эта профессия как нельзя лучше гармонировала с его темным пропеченным лицом, веселыми огненными глазами.

За те несколько секунд, в течение которых мы проплывали мимо (обходительный кузнец придержал лошадь, чтоб пропустить лодку), Историк успел с ним поговорить.

— Хорошую закуску везете!

— Было бы что закусывать!..

— Вы в совхозе или в колхозе?

— В совхозе.

— Давно?

— Второй год пошел.

— А до этого — в колхозе?

— Так точно!

— Ну и где лучше?

— Лично мне — в совхозе.

— Деньги, стало быть, на руки?

— Ага!

— Сколько ж вы получаете?

— Пятьдесят целковых.

— А подручный?

— На пятерку помене.

— Ну счастливо вам! Чтоб было что закусывать!

— И вам того же! Счастливого пути!

Как я теперь понимаю, этот «блицдиалог» тоже что-то значил в общем балансе. И Историк наш правильно делал, что не пренебрегал такой формой общения.

— Смотрю, вы и косите, товарищи женщины, вы и мечете!

— Все в наших руках!

— Я понимаю: женщина на Урале — большая фигура. Всегда была большой фигурой…

— Как и по всей России!

— Не спорю. Правильно. Но куда ж вы все-таки своих мужчин подевали?

— Кто в лодырях, кто в начальничках, — отшучивались женщины.

После этого разговора Историк, должно быть не случайно, по всегда как бы невзначай, спрашивал у мужчин:

— Пьете?

— Не шибко, — отвечали ему. — Даем вину отдохнуть! Даем!

— По совести?

— Народ у нас в общем тверезый. Деловой народ. Авторитетно вам заявляю.