Пятый крестовый поход

Иштван Янош всегда находился рядом с бароном, прикрывал его правый фланг, хотя на узком дозорном ходу стены мог уже много раз свалиться вниз. Молодой венгр смеялся. Странно и дико было видеть это со стороны. Весь залитый кровью – чужой и своей, он впервые в жизни сам бросался на врага и смеялся. Быть может, перед лицом смерти у него сдали нервы, а может, наоборот, он просто радовался своей победе над страхом. Шарф Агнесс превратился на его шее в красную мокрую тряпку.

Михель упал первым. Клаус наклонился поддержать брата, и тут же ему рассекли мечом голову. Тыл у Касселя и Яноша теперь был открыт. Янош обернулся к сарацинам, которые в ужасе перед ним отступили на несколько шагов. Он снова засмеялся. Теперь точно от счастья. Он сам внушил страх. И это была его самая большая победа!

Уже десяток сарацин разрубил барон своей страшной секирой, но вот один из нападающих, только что поднявшийся по лестнице, сделал удачный выпад и ранил Касселя в руку. Секира упала на трупы. Барон ударил этого сарацина щитом и сбросил со стены. Но на него тотчас же бросились еще шестеро.

В это время Иштван Янош отбил мощный удар меча, направленный ему в шею, однако сталь срезала шарф Агнесс, и он упал к ногам рыцаря. Парировав несколько атак, Янош нагнулся подобрать дорогую его сердцу реликвию, но почти двухметрового роста сарацин подскочил к нему. С размаху он отсек голову Иштвана Яноша. Она полетела вниз и упала к подножию холма.

Кассель остался один, безоружный, отбросив разбитый щит, он пошел на сарацин с кулаками. Все арабы со стены и со двора крепости с изумлением уставились на него.

– Господи! – воскликнул барон. – Прими раба Своего в Царствие Твое и дай увидеть там моих детей!

С этими словами он бросился на столпившихся на стене сарацин. Он ударил одного кулаком в лицо, второго в живот, но враг не стал больше смотреть на геройство обреченного. Спереди и сзади Касселя ударили копьями. Кольчуга разошлась под мощным напором, и стальные наконечники глубоко вошли в плоть. Барон схватил древко одного из копий, стараясь вырвать его из себя, но сил на это уже не было. Его подняли на копьях вверх над стеной. Сотник Ахмет первым крикнул «Аллах акбар!» – и за ним этот клич повторили все остальные сарацины. Барон Арнольд фон Кассель захрипел, черная кровь ручьем полилась у него из горла. Подняв глаза к темному небу, готовому разразиться грозой, он умер.

Капли дождя густо падали на голову Штернберга. Волосы слиплись от крови, и прядь их прикрыла глаза. Граф с трудом разлепил веки, но ничего вокруг не видел, только песок под собой. Придя в себя, он почувствовал, что придавлен чем-то очень тяжелым. Шевелиться было трудно, но он попытался, и вскоре у него получилось немного сдвинуть с себя тело погибшего рыцаря. Вокруг стояла тишина, если не считать шума от дождя. Собравшись с силами, граф наконец освободился полностью и поднялся на колени. С трудом переводя дыхание, он глянул исподлобья на двор крепости. Он был завален трупами. Мертвых сарацин было как минимум в три раза больше, чем крестоносцев. Это обрадовало графа. Но вот в еще затуманенном мозгу всплыл вопрос: а где же враг? Ведь сарацин было три сотни. Прислушавшись, Штернберг нашел ответ.

Арабы спрятались от дождя в казармах и башне. Сотник Ахмет, принявший командование отрядом, распорядился, чтобы все воины отдохнули, пока идет дождь. Затем надо было подобрать тела своих и похоронить в песке, а с убитых крестоносцев снять доспехи и все ценное, что найдется при них.

Сарацинам, сидевшим в проемах казарменных дверей, Штернберга пока видно не было, ибо он находился сбоку от казарм. Но граф понял, что это ненадолго. Вот послышались заунывные сарацинские песни и негромкие разговоры. Воины отдыхали от ратных трудов, ярость их успокаивалась, и душа приходила в равновесие. А крупные капли дождя падали и падали на мертвых. Граф пошарил глазами и увидел свой меч в теле вражеского командира. Выдернув его, он медленно, стараясь держаться в стороне от казарм, побрел вдоль стены. Куда он шел, граф и сам не знал. Голова гудела – удар чудовищной силы, раскроивший стальной шлем, не прошел даром. Бежать он не мог – не было сил, а только попытайся он двинуться к воротам, его тут же заметят и убьют. Да и не ушел бы он далеко, пеший, раненый в руку, с тяжелой головой. Оставалось одно – умереть. Судьба, не позволившая ему погибнуть вместе со своими друзьями, давала ему второй шанс – убить еще хотя бы несколько сарацин и только потом отдать Богу душу.