Пятый всадник

– Шестьдесят пять, – доложила вошедшему Зиме главврач Норильска. Руки ее, худые, иссушенные карболкой, устало лежали на коленях. – Двадцать два твоих, остальные – гражданские. Семнадцать умерли – на столе или после операции. Антисептика мало. Обезболивающих. Шовного материала. Еще позиций двадцать пополнить бы…

Зима кивнул:

– Займусь.

– А у бойцов?.. – спохватилась Анна.

– Тридцать восемь двухсотых, – тихо ответил он.

– Тридцать восемь?! Но это же больше половины!..

– Пятьдесят три процента личного состава. Бандиты оставили восемьдесят семь человек.

Ранеными или убитыми, медик спрашивать не стала. Взятый при нападении здоровый или раненый бандит после летучего полевого суда, занимавшего минут пять, иногда меньше, становился бандитом мёртвым.

– Но это значит, что медикаменты… – как врач, она увидела главное для Норы. – Поездка в город… Раненые…

– Успокойся, Ань, – Зима накрыл дрожащие пальцы жены своей широкой загрубевшей рукой. – Прорвёмся.

Телега, груженая мешками с зерном, тяжело подскакивала на остатках асфальта Ижевского тракта, но Ромка тряску не замечал. Сжимая автомат до судороги в пальцах, час за часом шарил он взглядом по обступившему дорогу леску в поисках малейшего движения. Он понимал, что должен быть сдержан и бдителен, но бешеная скачка сердца не прекращалась. Он едет в город! Курьером! Чтобы спасти раненых! С калашом, не с какой-нибудь двустволкой!

Душу грела и семейная реликвия на удачу, положенная в нагрудный карман – половина медальона далёкого прапрадеда, вернувшегося с Немецкой войны. Колпачок давно был утерян, но гильза – пустая, без записки – прожила в их семье почти двести лет, передаваемая от отца к старшему сыну. Кадровому военному. И вот теперь батя, суровый, но светящийся от гордости, передал ее своему старшему. Ему.

Почувствовать себя на вершине счастья Роме мешал только повод, из-за которого он оказался на заднике тряской повозки. Встретить бы хоть одного из тех гадов, кто напал вчера…

– Через час отель будет, – сообщил возница – дед Гаврила. – Там заночуем. Ромыч, ты впервой, значит, тебе наш схрончик пожарный показать надо не забыть.

– Почему пожарный? Там вёдра и песок? – не понял парень.

– На всякий пожарный, значит, – хохотнул Петрович, командир их отряда.

Отелем оказалось серое недостроенное двухэтажное здание с провалившимися перекрытиями и пустыми квадратами окон. Может, сто лет назад его и хотели сделать гостиницей для дальнобоев, но не успели. Теперь норильцы соорудили подобие крыши над левой половиной первого этажа, на широкий дверной проём навесили ворота, заложили камнями нижние окна, и развалина стала приютом и крепостью для путников, рискнувших одолеть дорогу между Воткой и Ижом. Сколько историй рассказывали курьеры о выдержанных здесь осадах и боях со зверьём – четвероногим и двуногим!..

Петрович и Лёха быстро проверили внутренности «отеля»: спокойно. Воз вкатился под крытую соломой крышу, дед занялся мерином, остальные – ужином. Перед сном Ромка не выдержал.

– Игорь Петрович, мне… можно кругом посмотреть?

Тот, понимая, что он имеет в виду, кивнул:

– Смотри. Только в подвал не лазь: там горох.

Тем не менее, в подвал Ромка заглянул – первым делом. Горох – крошечные блуждающие жёлтые шарики, мгновенно парализующие и открывающие кровотечения, ему раньше никогда не попадались. Может, хоть их он увидит? Но нет. Как ни высматривал он во тьме золотистые огоньки, не заметил ни отблеска. Или все они разом куда-то укатились, или…

Получив напоминание о своей ущербности, остаток пути на следующий день он проделал в угнетенном настроении, и даже Иж, недостижимая вчера еще мечта, не произвел на него должного впечатления. Вихрем промчались перед глазами завод и склады, где курьеры обменяли зерно на оружие, патроны и лекарства – и настало время ехать назад.

– Переночуйте! – предложила завскладом, кивая на пустые нары в подсобке, но Петрович покачал головой:

– Раненые ждут. По дороге заночуем, где всегда.

Пожелав счастливого пути и тайком перекрестив их, тетя Юля открыла ворота.

– С Богушком, Нора.

– Благодарствуй, Иж, – степенно кивнул Гаврила, и мерин затрусил по утрамбованной щебенке главной улицы.

До отеля они добрались, когда солнце опустилось за горизонт. Бойцы, как могли, осмотрели ворота и подъездной путь: никаких признаков, что без них кто-то побывал. Лёха размотал проволоку, затянутую на проушинах секретным узлом, и повозка осторожно вкатилась внутрь.

Петрович нагнулся к куче хвороста у стены, чтобы запалить костерок – и вдруг повалился. Из шеи его торчал арбалетный болт. Ромка рванул с плеча автомат, но в руку ударило что-то твёрдое, и пальцы разжались. Он потянулся к нему целой рукой – и стрела пробила грудь. Парень охнул, силясь вдохнуть, захрипел кровью, согнулся пополам, успел краем угасающего сознания уловить автоматную очередь под вопль «Вали их!» – и мир пропал.