Piccola Сицилия

– Не знаю, увижу ли я когда-нибудь Иерусалим, – сказал Тейтельбаум. – Все в руке Божьей. Но вы-то молодые и сильные. Поезжайте туда, на кораблях Хаганы, и если у вас нет денег, вам не надо платить, есть щедрые спонсоры.

Эта возможность все время лежала перед ними, но они не видели ее. Меньше всего Мориц. Подобная мысль казалась ему абсурдной, дерзкой, невозможной. И главное, как отнесется к этому Альберт, не отзовет ли свое благословение. Из-за того, что не хочет отпускать туда дочь, или потому что сионистская идея, распространявшаяся словно пламя, отняла у него сына? А может, идея эта заставляла его усомниться в том, кто он сам? Ведь Альберт, всегда плывший против течения, извлек из Катастрофы иной вывод, чем большинство. Он убедился, что национализм есть источник всех бед, а не их решение.

– Наша диаспора обогащает мир, – говорил он. – Мы, евреи, граждане мира, наш дух не признает границ, зачем нам добровольно обносить себя границами?

Но возможно, именно это и требовалось Ясмине – обнести себя границами, защититься от всех угроз мира. Ее слабость крылась в том, что между ней и миром не было никакой границы.

– Но там неспокойно, ненадежно, – возражал Альберт. – Это всего лишь мечта, этот Эрец Израэль.

– Нет, – отвечали ему бойцы из Пальмаха, раздававшие в лагере книги, билеты на корабль и оружие. Элитные войска Хаганы. Крепко сбитые, бело-синий флаг на стене над их столом. – Это не мечта. Вы уже есть. Эрец Израэль рождается здесь, в лагерях! Он родится из вас, из тех, кто лишился всего – денег, страны, любимых. Неважно, откуда вы, неважно, что у вас позади, мы вам рады!

Слыша такое, Мориц начинал понимать тайну их успеха. У них не было особого оружия, но они обладали иным – тем, что давало им силу. Историей. После того как нацисты попытались искоренить историю их народа, они сочиняли новую. Свою собственную. Историю возвращения. Историю народа, который после разрушения его храма в Иерусалиме странствовал по миру, но нигде так и не обрел своего дома. Доселе миролюбивый и тихий народ, которому теперь пришлось взяться за оружие.

– Такое больше не повторится! – говорили они. – Мы выживем, только если создадим себя заново. Мы больше не можем позволить себе быть слабыми!

* * *

Они читали маленькую книжку при свете свечи, лежа ночью в своем уголке, тесном, но все еще на отдельных тюфяках: Ясмина в обнимку с Жоэль, Мориц и Альберт. Книжка называлась «Еврейское государство» и была написана пятьдесят лет назад. В ней говорилось о еврейском вопросе и об антисемитизме, о «групповом въезде» и «захвате земли». Одна глава называлась «Аргентина или Палестина?». Аргентина – потому что там было много свободной земли, Палестина – потому что историческая родина. Сквозь тонкие стены слышались голоса. Кашляли, храпели, ссорились. Нет, не место, чтобы остаться.

– А если и тебе пойти с нами, папа́? – спросила Ясмина. – Тебе и маме? Виктор хотел бы этого.

– Я там был однажды, – сказал вдруг Альберт, погруженный в чтение. – Еще до твоего рождения, когда Виктор был маленький.

– Так Виктор уже был?

– Да. Со мной и с мамой.

– И как там?

Альберт снял очки и закрыл брошюру.

– Очень интересно, Герцль описывает каждую деталь государства, начиная с законов о труде и заканчивая внешним видом флага, и ни слова не говорит об арабах, которые там живут. Страна без народа для народа без страны, говорят они. Мы приведем пустыню к расцвету. Но Палестина, которую я видел, была плодородной, обжитой страной. Восточные города и деревни с оливковыми и апельсиновыми рощами. Мечети, церкви и синагоги.

– Как у нас?

– Немного похоже.

Альберт заворочался на своем тюфяке. У него разнылась нога.

– Тогда почему ты против?

– Логичный вопрос. Если въедет несколько тысяч, то места хватит для всех. Но оглянись вокруг, сколько беженцев стремится на корабли. И с каждым днем их все больше. Десятки тысяч. Сотни тысяч. А ведь существует критическая масса.

– А сколько арабов там живет? – спросил Мориц. – И сколько евреев?

– Когда мы туда ездили, в двадцатом году, британцы как раз провели перепись населения. Семьсот тысяч арабов и семьдесят тысяч евреев. Приезжающие евреи активно покупали землю и строили поселения. Раньше там жили только ортодоксальные евреи, небольшим числом, в добром соседстве с мусульманскими и христианскими арабами.

– Раньше – это когда?

– До того, как Англия пообещала евреям родину в Палестине. В Первую мировую войну. С тех пор иммиграция возросла многократно, и местное население все больше стало опасаться, что потеряет свою страну. Начались восстания, протесты, появились убитые с обеих сторон. Арабы все еще в большинстве, их, может быть, две трети. Но сионисты прибывают уже не гостями, они хотят еврейское государство. А куда же девать мусульман и христиан? Они тоже хотят своей независимости, как и все.

Альберт отложил в сторону книгу и очки.

– Разве освобождение нашего народа должно привести к закабалению другого?