Piccola Сицилия

Мориц помалкивал. Эта история, уходившая корнями на тысячи лет, была историей Альберта и Ясмины, но не его. И ему было нелегко отыскать собственный взгляд. Когда его невидимая жизнь висела в неопределенности, он обладал привилегией не принимать никаких решений. Но после того, как он снова стал видимым и выбрал Ясмину, все, что касалось ее, касалось отныне и его – и заставляло решать. Возможно, это куда больше, чем просто слово в его фальшивом паспорте. Возможно, у него нет теперь права делать вид, будто он не является частью этой истории.

* * *

В ту ночь Ясмине приснился сон: большой белый корабль. Она стояла у поручней, вместе с Морицем и Жоэль. А внизу, на пристани, стоял Виктор и махал им, пока корабль медленно отчаливал. Виктор улыбался. Он поддерживал их. Небо было синее-синее, плыли белые облака, и солнце такое ласковое. Проснувшись, Ясмина припомнила сон, разбудила Морица и сказала:

– Мектуб. Я опять знаю, что предначертано.

А потом она рассказала про свой сон и Альберту, тот долго молча размышлял. И рассказал ей про свой сон той ночью: он плутал по переулкам Piccola Сицилии, которые вдруг стали называться по-другому; он искал своих пациентов, стучался в дома и никого не находил. Никого больше не звали Эмили, Иссак или Рафаэль. В синагогах бегали крысы, церковные колокола тоже смолкли, меж домов слышался только крик муэдзина. Где же евреи? – спросил он маленького мальчика, который сам с собой играл в футбол. Они все уехали, пожал тот плечами. Альберт пошел на еврейское кладбище города Туниса, чтобы поискать там своих пациентов, друзей и родных. Но могилы были заброшены, надгробные камни разбиты, имена выцвели, все осталось лишь в воспоминаниях. Меж деревьев он увидел рабби Якоба, который шел к нему навстречу и окликал его: Альберт! Останься здесь! Я не хочу вас терять, ведь вы мои дети! Ведь мы же хорошо ладим с другими! Но все его дети уже поднялись на корабли и доверили себя морю. Мы едем домой, говорили они. А когда они прибыли туда, то расстелили шкуру коровы, чтобы на этом пятачке построить дом, как царица Дидона. И это был конец того мира, который Альберт любил. Конец Piccola Сицилии.

Глава 52

Альберт отправил Мими вторую телеграмму. Ему потребовалось несколько часов, чтобы подобрать верные слова, и он знал, что все равно слова не те, что надо. Он настоятельно просил ее простить детей, оставить прошлое в покое и приехать в Рим. На свадьбу. На следующий же день пришел ответ. Он зачитал его Ясмине не дословно, чтобы не шокировать ее. Но Ясмина ничего другого и не ожидала. И если быть честной, она и сама не хотела присутствия Мими. Ведь она приносит только sfortuna.

Альберт был подавлен, но полон решимости все же отпраздновать свадьбу. Но кое-что он утаил от Ясмины. Он ждал случая поговорить с Морицем с глазу на глаз – и случай представился, когда они стояли в очереди на раздаче еды.

– В Тунис пришло письмо. Адресованное Морицу Райнке, кинотеатр, проспект де Картаж. Его передали Мими.

Мориц вздрогнул.

– И есть адрес отправителя?

– Да. Синьора Фанни Циммерман из Берлина.

Альберт тактично отвернулся. Морица словно наэлектризовало. Первое, что он почувствовал, была радость. Фанни жива! Она прочитала его письмо! Но потом его накрыло чувство вины.

– Это что-нибудь меняет в вашем решении? – спросил Альберт. Он по-прежнему обращался к нему на «вы».

– Мими его вскрыла? Она сказала, что там внутри?

– Мори́с! Tranquillo![123] Мими никогда бы этого не сделала. Кроме того, она не понимает по-немецки. Она перешлет его сюда.

Мориц не рассказал Ясмине про письмо. Он бродил по территории киностудии и беспокойно раздумывал. Мысленно перебирал все возможности. Фанни обрадовалась, что он жив. Фанни не простила ему молчания. Фанни все еще любит его, тоскует и ждет. Фанни нашла себе другого мужчину. Фанни здорова. Фанни ранена. Ее родители живы. Или погибли под бомбежкой. Но как он ни крутил и ни вертел, в итоге получалось неизменное: он не может отменить свою любовь к Ясмине. Да, его чувства к Фанни не погасли. Но его сердце расширилось так, как он прежде и помыслить не мог.

Но, оглядываясь назад, он теперь понимал разницу между своей любовью к Фанни и к Ясмине. Первая была романтической. Летние дни на Ванзее и ночные звездопады, мечты о будущем, письма из-за моря. Вторая любовь деятельная и конкретная – носить Жоэль по полуденной жаре, поддерживать Ясмину, когда она не находит себе места, раствориться в ее характере, настолько же невыносимом, насколько и притягательном. Она была женой – с ней он не мечтал о будущем, с ней он делил настоящее. Однако, прокручивая возможные версии письма из Берлина, Мори́с не мог вообразить одного: там, среди войны, хаоса и смерти, возникла новая жизнь.