Пиф-паф, прекрасная маркиза!

— Какая такая необходимость заставила этого Савву Прохоровича ехать к вашей бабушке, нам неизвестно. Но у него было при себе письмо от некоего Прохора Кузьмича, которое покойник должен был вручить вашей бабушке.

— Но зачем для этого ехать самому? Для писем есть почта.

И тут же Василиса вспомнила про письма, которые в прошлом месяце приходили ее бабушке и которые та, не распечатывая, отсылала назад. Видимо, те, кто писал бабушке, отчаялись получить ответ. Вот и послали Савву, чтобы тот при личной встрече добился от Нины Кузьминичны желаемого.

Шурыгин между тем продолжал:

— Как только встал вопрос о поездке, тут же у Саввы возникла проблема. Билет без паспорта ему бы никто не продал, а паспорта у нашего покойника как раз и не было.

— А почему не было? Куда он его дел?

На вопрос, куда Савва дел свой паспорт, Шурыгин явно ничего не смог ответить. Зато он сказал, что Батурин решил помочь своему хорошему другу и дал ему свой документ с тем условием, что Савва Прохорович обернется за три дня, а на четвертый вернет паспорт Батурину.

— Это же криминал! — возмутилась Василиса. — Савва собирался воспользоваться чужим документом! А это преступление.

— На выселках у людей другие нравы, — заявил Шурыгин тоном полным превосходства.

И Василиса поняла, что, если даже их деревенский Анискин считает Малочаевку провинцией, это такая глухая дыра, что дальше уже просто некуда.

— Там люди куда проще к таким вещам относятся, — продолжал следователь. — Как я понял, эти двое — Савва и Игнат — хорошо друг с другом знакомы. Ни тому, ни другому и в голову не пришло, что они совершают что-то противозаконное.

— Ладно, оставим это. Но выходит, под именем Батурина к бабушке приехал некий Савва Прохорович? Из Малочаевки?

— Да.

Василиса призадумалась. Бабушка тоже говорила про село Малочаевка, где живет некий Прохор Кузьмич, к которому Василисе обязательно надо поехать, чтобы произнести заученные фразы. А дорогу в эту самую Малочаевку ей должен был указать Савва. Тот самый Савва Прохорович, которого они нашли повешенным у бабушки в сарае. Местность их Саввами была небогата. Василиса до сего дня не знала ни одного человека с таким именем.

— Надо точно выяснить, кто приезжал к бабушке. Кто этот Савва Прохорович? Что ему конкретно было нужно от нас с бабушкой? И зачем мне с ним ехать?

— А как это выяснишь? Игнат Федорович, что сам знал, уже рассказал.

— Ну, пусть тот полицейский, с которым вы по телефону разговаривали, отправит кого-нибудь в эту Малочаевку. Объяснят, что и как. Если там подтвердят, что Савва Прохорович уехал к моей бабушке, значит, точно это его и убили. Опять же пусть на всякий случай фотографии его там возьмут.

— Насколько я понял, не хотят они в Малочаевку эту ехать. Далеко. И люди там неконтактные живут.

— Запрос сделайте! Пусть по электронке фотографию этого Саввы вышлют.

— Нет у него фотографий.

— Как это? Откуда вы знаете?

Следователь совсем пригорюнился, но все же изложил Василисе свои новости до конца. Василиса слушала и лишь глазами хлопала. Она и не представляла, что окажется замешанной в столь странном и необычном деле. Ведь она всего лишь ехала к бабушке, чтобы проститься. А что вышло?

— Малочаевка эта, — рассказывал следователь, — насколько я сумел понять со слов коллеги, еще с прошлого века была заселена исключительно раскольниками-староверами.

— Кем?

— Община такая, — охотно пояснил Шурыгин, — древняя. Насколько я понял, они уже не одно столетие существуют.

— Староверы, говорите?

Тут Василиса очень кстати вспомнила рассказ церковного сторожа и решила блеснуть перед Шурыгиным эрудицией. Она важно кивнула головой и сказала:

— Про староверов я слышала. Это люди старой веры, которая еще до Никона на Руси была.

Тут очень кстати пришел на память и курс истории, который Василиса прослушала на лекциях у себя в институте. И она добавила:

— Патриархат был ликвидирован, вместо него возникло государственное ведомство по церковным делам — Синод. Было создано новое министерство, которое занималось церковными вопросами. А вместо старой веры была предложена новая. А те, кто был не согласен с этой новой верой, в раскол ушли. Раскольниками то есть стали, или иначе староверами.

Шурыгин ее отступление выслушал, а продолжил говорить свое:

— Однако живут эти люди тихо. Ни в чем предосудительном замечены не были. Несмотря на то что наших законов они не признавали и не признают, агитации или пропаганды своей веры среди населения не ведут, новых сторонников не вербуют. Наоборот, на общение с властями и вообще чужаками идут крайне неохотно. Нет, враждебности не выказывают, но и к себе на чай-кофе не приглашают. Да и не пьют они кофе. Живут тем, что сами выращивают. Если кофе у них и есть, то исключительно желудевый.

— Гадость какая! — содрогнулась Василиса, вспомнив, как в детстве пыталась пожевать сырой желудь, и как долго потом отплевывалась, и как «вязало» у нее язык после такого угощения.