Пиф-паф, прекрасная маркиза!

Игнат Федорович снова пожал плечами, а потом пошел спать. Он захрапел первым. Прислушиваясь к его руладам за стенкой, постепенно задремала и Василиса. Марья Петровна хлопотала в столовой, убирая угощение, пряча остатки в холодильник и на застекленную лоджию. Женщина специально растягивала свои дела. Она ждала, когда уснут муж и гостья. А убедившись, что оба крепко спят, женщина открыла сумку Василисы и внимательнейшим образом осмотрела. Она не пропустила ни единой складки на одежде и внимательно читала все бумажки, которые удалось обнаружить.

Не найдя ничего, что ее могло бы заинтересовать, она вышла на лоджию и, достав сотовый, набрала хорошо знакомый ей номер.

— Девчонка молчит.

— Говорил, что глупость ты затеяла.

— Нет, не глупость. Теперь я уверена, что девчонка что-то знает и скрывает.

— Надо думать, — хмыкнул мужской голос. — Иначе старуха бы ее сюда и не прислала.

И после непродолжительного молчания мужской голос произнес:

— Думаешь, старая ведьма рассказала внучке?

— Если из ума не выжила, то рассказала.

Мужской голос еще немного помолчал, а потом спросил:

— Завтра как? Все по плану?

— Да. Как мы и договаривались. Муж повезет девчонку в Малочаевку.

— Проследи, чтобы они выехали пораньше.

— Муж так и хочет.

Возникла пауза. Потом мужской голос произнес:

— Попрощайся там с ним ласково…

— Это еще зачем?

— Пусть с хорошим сердцем от тебя уедет.

— Какой ты добрый! — фыркнула Марья Петровна. — Даже о нем и то думаешь!

— А как же? Мы в этом мире живем, чтобы доброе делать.

— Обо мне лучше подумай.

— Только о тебе одной, моя красотуля, и думаю.

И собеседник отключился, не прощаясь. А Марья Петровна еще долго стояла на лоджии, вдыхая холодный воздух. Но если обычно при взгляде на спальные районы, застроенные бетонными коробками, Марью Петровну охватывала тоска, то сегодня она испытывала удовольствие. Она знала, что дышать ей этим отвратительным воздухом осталось совсем недолго. Может быть, неделю, а может, и несколько дней. А потом… потом они уедут!

Уедут навсегда, чтобы никогда не возвращаться в эти холодные, суровые и неприветливые края, к унылой, однообразной работе, к нищете и убожеству. Если хватит денег, купят тропический остров. Если не хватит, хотя бы гостиницу. О, они станут самыми счастливыми людьми на свете, когда им удастся завладеть деньгами старого скупердяя.

Из открытого окна спальни раздавались звучные раскаты храпа. Игнат Федорович — ее супруг, владелец этих трехкомнатных хором, которыми необычайно гордился, — всегда спал с открытым окном, невзирая на время года и погоду за окном. Вот последовал особенно громкая рулада, и Марья Петровна болезненно сжалась. Снова этот человек! Снова храпит! Как же он ей отвратителен! И он сам, и его храп! И как ненавистны ей его редкие несмелые прикосновения! Разве можно сравнить его с тем молодым и горячим телом, которое достанется ей очень скоро вместе с богатством.

И чтобы заглушить голос совести, который внезапно поднял голову, Марья Петровна произнесла вслух:

— Эти деньги такие же ее, как и мои. Я их заслужила не меньше, а нужны они мне гораздо больше.

Но она говорила это, исключительно чтобы убедить саму себя, что поступает правильно. Про себя она знала, что задумала настоящую аферу — совсем непорядочную и даже преступную. И ее внутренний голос не поддался на уловку и завопил что было сил. Одумайся! Остановись! Еще есть время!

Но Марья Петровна, что называется, закусила удила. Она обвела взглядом соседские дома, вздрогнула, когда с верхнего этажа кто-то завопил пьяным голосом какую-то непристойность, и дала самой себе страшную клятву, что либо золото будет принадлежать ей, либо она жить не будет. Потому что назвать жизнью то беспросветное существование, которое она вела уже не один десяток лет, она тоже не могла.

Глава 8

Наутро Василиса, не подозревающая о ночных шатаниях и терзаниях Марьи Петровны, ласково простилась с хозяйкой. Прощание получилось тем более нежным, что женщины чувствовали свою вину друг перед другом. Василиса переживала за свою вчерашнюю подозрительность и мнительность. А Марья Петровна… что же, ее совесть тоже еще не совсем заглохла.

Бодрый Игнат Федорович, который великолепно спал всю ночь, ничего не зная о проделках супруги, сказал:

— Спать надо на свежем воздухе. Тогда голова наутро будет ясная, а сознание светлое. Завидую я тебе, Василисушка. Скоро ты в прекраснейшем месте на земле окажешься.

— Это где?

— Да в Малочаевке! Воздух в Малочаевке такой, что хоть ложкой ешь. Выйдешь в лес, а там такое великолепие. Уж я звал свою супругу перебраться из города в поселок, а она ни в какую.

— Что ты, милый, — откликнулась Марья Петровна, хлопоча на кухне с ранним завтраком. — А как же наша работа? Наш дом?

— Ну и что дом? И что работа? Много ли ты там у себя на предприятии зарабатываешь? Те же деньги можно получить, если держать личное хозяйство.

— Хвосты коровам крутить? — вспылила Марья Петровна. — Ни за что! Мне этого в детстве хватило! Больше никогда в коровник не войду!

— Ну и дура!