Читаем Пифагор и его школа полностью

Единственной (!) опорой этого мнения являются слова Ямвлиха (V. Р. 158, 198), жившего через восемьсот лет после Пифагора и известного своим безудержным фантазированием. Две главы его сочинения, в которых упоминается об этом удивительном правиле, с конца XIX в. принято считать не имеющими опоры в предшествующей традиции{54}. В самом деле, в обоих местах Ямвлих пишет о ходивших в его время псевдо-пифагорейских сочинениях, большинство из которых приписывалось самому Пифагору. Именно этот факт и навел его на мысль, что пифагорейцы за редким исключением приписывали свои открытия Учителю: «Ибо очень мало тех, чьи записки признаются их собственными»! Ход рассуждений Ямвлиха настолько прозрачен, что остается непонятным, как его выводы могли заворожить несколько поколений ученых.

До Ямвлиха в античной литературе нет упоминаний ни об одном пифагорейце, который бы приписывал свои открытия Пифагору, равно как и вообще о существовании подобной тенденции в этой школе. Те достижения в науке, которые приписываются Пифагору, никогда не связываются ни с одним пифагорейцем (единственное исключение — это пассаж неоплатоника Прокла, который мы еще рассмотрим). Правда, некоторые астрономические открытия традиция помимо Пифагора связывает с Парменидом и Энопидом, но поскольку ясно, что не они приписывали их Пифагору, эта путаница, столь частая в поздней традиции, не имеет отношения к нашему вопросу.

Начиная с III в. до н. э. возникает множество трактатов, приписываемых Пифагору и его последователям (в основном, Архиту){55}, однако они не имеют ничего общего с обсуждаемой здесь тенденцией. Псевдопифагорейские трактаты, появившиеся тогда, когда сама школа уже исчезла, следовали не какой-то особой традиции этой школы, а широко распространенной моде того времени. Еще до них платоники и перипатетики, а также медики гиппократовской школы приписывали собственные произведения своим учителям. Даже у сицилийского комедиографа Эпихарма (V в. до н. э.), не оставившего никакой школы, уже в конце того же века появились подложные сочинения. Но главное обстоятельство, еще раз указывающее на разрыв в традиции, состоит в том, что в этих трактатах нет никаких указаний на научные занятия Пифагора, равно как и вообще нет интереса к научным проблемам. У их авторов не было ни собственных открытий, чтобы приписывать их Пифагору, ни даже стремления приписывать ему чужие.

Итак, историю, которую рассказывает Ямвлих, следует признать недостоверной, тем более что о ней не упоминает ни один античный автор ни до, ни после него. Если внимательно разобраться в традиции о научных достижениях Пифагора, то окажется, что не только ранние пифагорейцы не приписывали ему своих открытий, но и поздние авторы, за редким исключением, не приписывали ему чужих.

Таким образом, в реконструкции раннепифагорейской научной мысли можно выделить часть, принадлежащую именно Пифагору, а не рассматривать весь период в целом, как это обычно делают, ссылаясь на объективную невозможность такого выделения.

Совсем иначе выглядит картина пифагорейской философии: ее основателю действительно приписывались идеи, которые никак не могли ему принадлежать. Интерпретация его взглядов в духе платонизма восходит еще к IV в. до н. э., но начало ей положили опять-таки не пифагорейцы, а сами ученики Платона: Спевсипп, Ксенократ и др.{56}. Если Аристотель в большинстве случаев различал учение Платона и пифагореизм, то его ученик Феофраст по непонятным для нас причинам зафиксировал именно платоническую версию. Историко-философская (доксографическая) традиция, идущая от Феофраста, путает Пифагора с Филолаем и другими пифагорейцами, чего практически не бывает в традиции историко-научной, восходящей к другому ученику Аристотеля, Евдему Родосскому. Не случайно единственная контаминация имен Пифагора и Гиппаса (по поводу открытия додекаэдра), которую мы здесь встречаем, явно восходит к доксографическим источникам. Объяснение этому лежит, вероятно, в судьбе труда Феофраста, который многократно редактировался, дополнялся и сокращался, чего, по-видимому, не было с сочинениями Евдема, доступными в своей первоначальной форме еще Симпликию (VI в.).

Устный характер раннего пифагореизма

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы