Пигмалион. Кандида. Смуглая леди сонетов

Мистер Харрис использовал эти два пункта с такой уверенностью и так умело пустил в ход свои данные, что мне остается лишь представить доводы в пользу второго пункта, который я считаю более разумным. Некоторая, с моей точки зрения, слабость первого объясняется, я думаю, распространенным заблуждением относительно положения Шекспира в обществе или, если хотите, тем, что его истинное место в обществе – место сына бедного торговца, который пошел в актеры, чтобы зарабатывать на жизнь, – смешивают с его собственным представлением о себе как о джентльмене благородного происхождения. Я готов утверждать, что, хотя Шекспир и проявлял сентиментальность в изъявлении своей преданности мистеру У. Г. в форме, ставящей их обоих сегодня в нелепое положение, подхалимом его считать нельзя, если мистер У. Г. был в самом деле хорош собой и обаятелен и Шекспир был глубоко привязан к нему. Подхалим не говорит своему патрону, что слава о нем останется не в его поступках, а в его, подхалима, сонетах. Подхалим, когда патрон отбивает у него возлюбленную, не высказывает ему всего, что о нем думает. Кроме того, подхалим не сообщает патрону о состоянии всех своих чувств по каждому поводу. А между тем этой редкостной искренностью исполнены все сонеты. Шекспир, по отзывам, был «господин очень учтивый». Стало быть, его желание угождать людям, нравиться им и нежелание обидеть кого бы то ни было вынуждали его льстить из любезности, даже когда чувства его и не были затронуты. Если принять во внимание все это, а заодно и тот факт, что Шекспир испытывал и выражал все обуревавшие его эмоции с такой неистовостью, что подчас впадал в смехотворное преувеличение, заставляя своего Ричарда предлагать за коня королевство, а Отелло говорить о Кассио:

О, если б раб жил тысячею жизней!
Для полной мести мало мне одной, –

приняв все это во внимание, мы увидим больше учтивости и гиперболы, чем подхалимства, даже в ранних и более хладнокровных сонетах.

Шекспир и демократия

Рассмотрим теперь обвинение, которое Толстой, покойный Эрнест Кросби и другие выдвигают против Шекспира как врага демократии и которое поддерживает мистер Харрис. Состоятельно ли оно? Мистер Харрис привлекает внимание к тем отрывкам, где Шекспир говорит о ремесленниках и даже о мелких лавочниках как о подлом люде, чья одежда засалена, дыхание зловонно, а политическая неразвитость и непостоянство таковы, что Кориолан не мог удержаться и ответил римскому горожанину, требовавшему от него «добрых слов»: