Морелл
(укоризненно). Канди… (Силы его иссякли, глаза наполняются слезами, в горле комок, оратор превращается в раненое животное.) Я не могу говорить…Кандида
(невольно бросаясь к нему). Родной мой!..Марчбэнкс
(в совершенном неистовстве). Стойте! Это нечестно! Вы не должны ей показывать, что вы страдаете, Морелл. Я тоже как на дыбе, но я не плачу!..Морелл
(собирая все свои силы). Да, вы правы. Я прошу не жалости. (Отстраняет Кандиду.)Кандида
(отходит от него, расхоложенная). Прошу прощения, Джеймс, я тебя не трогаю. Я жду, что ты дашь за меня.Морелл
(с гордым смирением). Мне нечего предложить тебе, кроме моей силы для твоей защиты, моей честности для твоего спокойствия, моих способностей и труда для твоего существования, моего авторитета и положения для твоего достоинства. Это все, что подобает мужчине предложить женщине.Кандида
(совершенно невозмутимо). А вы, Юджин, что вы можете предложить?Марчбэнкс
. Мою слабость, мое одиночество, мое безутешное сердце.Кандида
(тронутая). Это хорошая цена, Юджин. Теперь я знаю, кого я выберу. (Умолкает и с интересом переводит взгляд с одного на другого, словно взвешивая их.)Морелл, выспренняя самоуверенность которого переходит в невыносимый ужас, когда он слышит, что дает за Кандиду Юджин, уже не в силах скрывать свое отчаяние. Юджин, в страшном напряжении, застыл неподвижный.
Морелл
(задыхаясь, с мольбой, голосом, который рвется из глубины его отчаяния). Кандида!Марчбэнкс
(в сторону, вспыхивая презрением). Трус!Кандида
(многозначительно). Я отдам себя слабейшему из вас двоих.Юджин сразу угадывает, что она хочет сказать, лицо его белеет, как сталь в горниле.
Морелл
(опускает голову, застывая в оцепенении). Я принимаю твой приговор, Кандида.Кандида
. Вы меня поняли, Юджин?Марчбэнкс
. О, я чувствую, что обречен! Ему это было бы не по силам.Морелл
(вскинув голову, говорит, не веря, каким-то деревянным голосом). Так ты обо мне говорила, Кандида?Кандида
(чуть-чуть улыбаясь). Давайте сядем и поговорим спокойно, как трое хороших друзей. (Мореллу.) Сядь, милый.Морелл, растерянный, придвигает от камина детский стульчик.
Дайте-ка мне то кресло, Юджин! (Показывает на кресло.)
Он молча приносит кресло, преисполненный какого-то холодного мужества, ставит его около Морелла, чуть-чуть позади. Она садится. Он идет к стулу для посетителей и садится на него, все такой же спокойный и непроницаемый. Когда все уселись, она начинает говорить, и ее ровный, трезвый, мягкий голос действует на них успокаивающе.
Вы помните, что вы мне рассказывали о себе, Юджин? Как никто не заботился о вас, с тех пор как умерла ваша старушка няня, как ваши умные, блистающие в свете сестры и преуспевающие братья были любимцами ваших родителей, каким несчастным чувствовали вы себя в Итоне, как ваш отец лишил вас средств, чтобы добиться вашего возвращения в Оксфорд, как вам приходилось жить без утешения, без радости, без всякого прибежища, одиноким, нелюбимым, непонятым, бедный мальчик?
Марчбэнкс
(уверенный в благородстве выпавшего ему жребия). У меня были мои книги. У меня была природа. И, наконец, я встретил вас.