Пигмалион поневоле

– Федь, может, заберёшь птицу? Это ж уникум! И уже дрессированный. Когда ещё такое встретишь?

Второй полицейский крякнул и почесал макушку.

– Согласен, прикол знатный. И… я бы с удовольствием взял, но… Коль, ты ж знаешь Светку! Боюсь, она меня из дому выставит вместе с попугаем этим. Может, ты сам его возьмёшь?

– Да ты что, Федюх! У меня ж дети! – замахал руками Николай. – Никак это не возможно… Хоть и жаль, конечно. Я б его усыновил…

Лёня, исполнявший во время учинённого полицейскими «дознания» роль молчаливого свидетеля, вдруг почувствовал, что совершенно неожиданно для себя попадает под действие некой силы – той, которая в борьбе за власть в его сердце выступала под лозунгами «совесть» и «сострадание». И что он просто вынужден сказать то самое слово, которое обречёт его на долгие муки и, скорее всего, превратит его жизнь в ад. Да, та часть его существа, где господствовал разум и здравый смысл, прямо-таки кричала ему об этом. Но он его всё же сказал, это слово.

– Не надо никого усыновлять. Я заберу попугая, – услышал Лёня свой, какой-то незнакомый, чуть хрипловатый голос.

Полицейские разом повернулись к нему.

– Заберёшь? Вот и ладно… – произнёс Николай. Однако в голосе его послышалось Лёне некоторое разочарование вкупе с явным облегчением. Вопрос был решён.

Второй – Фёдор – ничего не сказал, но посмотрел на юношу с откровенной жалостью.

«Что ты наделал!» – отчаянно закричал внутренний голос, подстрекаемый разумом. Но Лёня его уже не слушал – он понял, отчего так вышло.

Дело в том, что когда полицейские открыли сумку и вытащили коробку, в которой сидел попугай, тот вырвался и, перелетев через стол, ринулся прямёхонько к студенту, стоявшему одиноким столбом посреди комнаты. Словно почувствовал в нём свою главную опору и защиту. И всё время «беседы» попугай сидел на плече у Лёни, который окончательно остолбенел и не делал никаких попыток освободиться от роли птичьего насеста.

Но – странное дело! – речь попугая в ответ на произносимые мужчинами выражения была грязной, слова – грубыми, но сама птица показалась юноше на удивление ласковой и милой. Она так нежно прижималась к его шее, тёрлась клювом об ушко и щёку и аккуратно переступала лапками по плечу – вправо-влево… при этом весело выкрикивая самые страшные ругательства.

«Он же не ведает, что творит!», – внезапно осенило Лёню. Какой-то злой «шутник» научил его этому, сделав «неприкасаемым» для большинства нормальных людей и лишив тем самым шанса на хорошую семью, уход, любовь и ласку. А попугай – он просто доверчиво повторял – всё, что слышал от того, с позволения сказать, человека. Наверное, бедняге казалось, что так он становится ближе хозяину, раз говорит с ним на одном языке.

А как же это – «мы ответственны за тех, кого приручаем?» – поднял голову «голос справедливости» в Лёниной голове. Ведь теперь этого несчастного не хотят брать к себе даже те, кто не считает сквернословие особым грехом – вон как эти, которые хохочут сейчас до упаду. И что остаётся такой «падшей» птице – только смерть? Но ведь на самом-то деле «падшая» вовсе не она, а люди…

«На лицо ужасные, добрые внутри…» – зазвучала в памяти популярная песенка, которую пел когда-то Андрей Миронов.

«Вот и я такой же… И попугай… Мы оба – добрые внутри, хотя и страшненькие снаружи – каждый по своему, – подумал Лёня. – Значит, я должен что-то сделать для него. Как-то спасти».

Вот так и получилось, что теперь ему ничего не оставалось, кроме как посадить попугая обратно в коробку и застегнуть молнию на чёрной сумке. Что он и сделал со всей аккуратностью. Птица не сопротивлялась.

– Что ж ты с ней делать-то будешь? – спросил сердобольный Фёдор.

– Постараюсь найти хозяйку. А пока – буду перевоспитывать, – ответил юноша, сам, впрочем, понимая, что дело это (и то, и другое), скорее всего, гиблое.

Николай присвистнул:

– Да ты что, парень, того? Не понял что ли, что владелице он не нужен – такой? Она ж сама попыталась от него избавиться! В метро вот нам подкинула… А мы теперь – мучайся, решай – куда его девать.

И хотя решать с попугаем уже ничего было не нужно, вид у полицейского почему-то стал обиженный.

Ничего нового он, конечно, не сказал. Лёню уже давно посещала такая мысль, только он старался её всячески гнать: играл в прятки с самим собой. То есть, говорил себе: «Я найду способ исправить птицу, чтобы она не ругалась. И разыщу девушку в жёлтом пальто. Может, она будет мне благодарна, и тогда…» Впрочем, додумывать эту, вторую, мысль ему сейчас было некогда. Так что молодой человек решительно взял сумку с попугаем и сказал:

– Спасибо, что попытались помочь. Буду сам думать, как быть. Может, объявление напишу.

– Во-во! Попробуй объявление, – опять развеселились полицейские. – Но на результат особо-то не рассчитывай…

– Кстати! Не вздумай расклеивать объявления в метро. Это строго запрещено. Штраф! – предупредил Николай. – И уж тебя-то мы точно найдём… если что.

Лёня молча кивнул и вышел из помещения полиции. Откуда-то из дальнего угла вестибюля выскользнул дальнобойщик.