Пик правды

— А вот если открыть окно, да туман этот прямо сюда, в гостиную, заползет, ты уж его тогда не заметить никак не сможешь. Хоть даже глаза закрой, он все равно к тебе за воротник проберется. Скажешь, ох, зябко! Сыро. Надо что-то делать. Вот и у меня примерно так вышло. Зябко мне стало, аж до дрожи. Стас, он ведь последние годы малость подуспокоился. Конечно, всякое бывает, но не так чтобы прям из бани да на охоту. Возраст, видать, начал свое брать. Ему ведь до шестидесяти не так много осталось. Все же тестостерон меньше вырабатывается. А последние два дня, уж не знаю, что в него вселилось, он только и думает, как с этой девахи джинсы стянуть. Знаете, что мне вчера заявил? Мол, у него от перенесенного стресса такой выброс адреналина в крови непрекращающийся, что, если напряжение не снять, у него может инсульт приключиться. Так в открытую и сказал. В известность поставил. Он сейчас, поди, профилактику инсульта до сих пор делает. А что делать мне? Ведь болит же, — она прижала руку к левой стороне груди, — так болит, что кажется, сейчас лопнет. И нет силы терпеть больше. Кончилось оно, терпение мое. Почти двадцать лет об него ноги вытирали. Вот оно и исшоркалось.

— Я все же думаю, если вы постараетесь, — Илья хотел было взять Кожемякину за руку, но так и не решился, — то вполне сможете потерпеть еще немного. От силы день, два.

— А что потом? — Мария Александровна иронично усмехнулась. — Стас станет импотентом? Или его разобьет инсульт прямо в соседнем номере?

— Потом? Потом мы все вернемся в город. И там вы действительно сможете сделать то, что сочтете нужным.

— То есть вы предпочитаете, чтобы я убивала своего мужа не у вас на глазах?

— Ну почему? Если бы я не помешал вам подняться по лестнице, то имел бы уже одним раскрытым делом больше. Знаете, процент раскрываемости — это такая штука, он никогда не бывает слишком большим. И все же я предпочитаю, — решившись, Илья накрыл своей ладонью лежащую на столе руку Кожемякиной, — чтобы вы поняли: жизнь в квартире, обычной двухкомнатной квартире и работа продавцом в обувном магазине — это не так плохо. Поверьте мне, служба исполнения наказаний предоставляет гораздо худшие условия проживания. Да и труд там почти не оплачивается. А работать все равно придется. Тапочки шить или, к примеру, фартуки. Вы умеете шить фартуки?

— Фартуки? — переспросила Мария Александровна. — Вряд ли. Я разве что пуговицу пришить могу. Хотя, знаете, у мамы была швейная машинка. Старая, еще с ножным приводом. Такая интересная конструкция, внизу полочка, словно огромная педаль. На нее нажимаешь, начинает колесо крутиться, а оно соединено с другим колесом, уже наверху, а от того колеса уже иголка вверх-вниз бегает. Так интересно. Помню, любила стоять рядом и смотреть, как мама шьет, а сама так и не научилась. Не знаю почему. Сама не просилась, а мать не заставляла.

— В таком случае попытайтесь освежить в памяти свой опыт работы в торговле, — отчего-то Илья вдруг почувствовал себя неловко и осторожно потянул на себя руку, освобождая ладонь Кожемякиной, — уверяю, за последние двадцать лет там изменилось не так уж и много.

— Может быть, — Мария Александровна задумчиво смотрела куда-то через плечо Лунину, — может быть, вы и правы. Обещаю подумать над вашим предложением.

— И все? — Илья покачал головой, давая понять, что ожидал несколько иного.

— Обещаю, что сегодня не буду пытаться убить своего мужа, — торжественно произнесла Кожемякина. — Вас устраивает? Насчет завтра пока ничего сказать не могу. Мне кажется, в этом месте события происходят с такой интенсивностью, что никто ни от чего надолго зарекаться не может.

— Ну что же, — Илья взглянул на часы. — Сегодня, это уже неплохо. Во всяком случае, я могу целых двадцать два часа не беспокоиться о состоянии здоровья Станислава Андреевича.

— Если только его инсульт не прихватит, — фыркнула, вставая из-за стола, Кожемякина и добродушно хлопнула Илью по плечу. — Спасибо вам, Илья Олегович! Не часто в наше время человека встретишь, который готов тебя выслушать. Редкостное у вас умение.

Лунин хотел было ответить, что тоже впервые встретил женщину, которая так легко и непринужденно может опустошить бутылку коньяка, закусив при этом всего несколькими фисташками, но затем решил, что Марии Александровне комплимент может показаться недостаточно изящным, и ограничился лишь очередным коротким кивком. Проводив взглядом поднимающуюся по лестнице Кожемякину, он дождался глухого стука закрывающейся двери и лишь после этого тоже направился на второй этаж. Немного постояв в коридоре, Илья подошел к одной из дверей. Стучать он не решился, боясь, что лишний шум может привлечь чье-нибудь ненужное внимание. Вместо этого он опустил руку на дверную ручку и, убедившись, что замок заперт, негромко поскреб ногтем деревянное полотно.

Несколько секунд спустя дверь распахнулась. Пытаясь вести себя непринужденно, Илья улыбнулся и произнес тоном уверенного в себе человека:

— Я зайду к вам. Ненадолго.