Пикассо в «Ловком кролике»»

ПИКАССО: Нет, скажи мне о мужчинах моего типа.

ЖЕРМЕН(присаживаясь): Постоянная женщина важна для тебя потому, что тогда ты уверен, что дома кто-то тебя ждет, если ты не сможешь заарканить кого-нибудь по пути. Ты ведь облизываешь взглядом каждую, не так ли?

ПИКАССО: Многих.

ЖЕРМЕН: Я сказала — каждую. Официанток, жен, ткачих, прачек, гардеробщиц, актрис, даже тех, кто прикован к инвалидным коляскам. Ты обращаешь внимание на всех, не так ли?

ПИКАССО: Да.

ЖЕРМЕН: И, когда ты видишь женщину, ты думаешь: «Интересно, какая она». Ты можешь качать на колене своего ребенка, но, если мимо идет женщина, ты спрашиваешь себя: какая она.

ПИКАССО: Продолжай.

ЖЕРМЕН: Если получится, ты за ночь переспишь с двумя, и не будешь чувствовать никакой вины. Правила не для тебя писаны, потому что они

устанавливаются женщинами, и правилам надо следовать, если хочешь, чтобы существовало хоть какое-нибудь подобие общества. Ты бросаешь одну ради другой, более красивой. Они находят тебя забавным, привлекательным, артистичным, неотразимым. Ты любишь молоденьких, потому что их легко одурачить, а они верят, что ты великий художник. Ты хочешь их, когда ты хочешь, никогда наоборот. После того, как ты их добиваешься, ты не можешь дождаться, чтобы уйти, или, если тебе повезет, и ты овладеешь ими у себя, ты не можешь дождаться, когда они уйдут, потому что, правда состоит в том, что после этого мы для вас не существуем, и все разговоры теряют смысл. Потому что мыслями ты уже далеко. Ты не достижим. Вся твоя жизнь — камуфляж. Но тебе везет, так как ты по-настоящему талантлив, и ты умен, чтобы этим не злоупотреблять. И, когда ты оставляешь одну, всегда появится другая, которая захочет быть с тобой. Словом, тебе никогда не придется завоевывать женщину, и ни одну ты никогда не поймешь и не оценишь по-настоящему.

ПИКАССО: Но я их понимаю. Я ведь их рисую, не правда ли?

ЖЕРМЕН: Это потому, что мы чертовски привлекательны, не так ли?

ПИКАССО: Жермен, мужчины желают, а женщины хотят быть желанны. Так было и так будет всегда.

ЖЕРМЕН: Все так, но почему так грубо? Кстати, я знаю, что ты использовал меня, но и я не осталась в стороне.

ПИКАССО: Как это?

ЖЕРМЕН: Отныне я знаю, что из себя представляет художник. А завтра ночью будут знать, что представляет из себя дорожный рабочий, журналист или продавец книг. Может быть, у дорожного рабочего и не найдется о чем поговорить с такой девушкой, как я, но я могу сочинить свой романтический сценарий и спроецировать как фильм на экран свои фантазии, как ты проецируешь свои на холст.

ПИКАССО: И что об этом думает Фредди? Кстати, почему ты с ним?

ЖЕРМЕН: С его недостатками я могу ужиться. И пусть редко, но он говорит нечто такое, что сладко щемит сердце. И потом, разве я не могу ничего дать деревенскому парню?

ФРЕДДИ: Вовремя я успел поймать этого сукина сына.

ЖЕРМЕН: Не совсем.

В бар влетает юная ФАНАТКА.

ФАНАТКА: Я слышала, что он придет сюда. Это правда? Скажите, это так и есть? (замечает ПИКАССО). О, мой Бог! Можно я подойду? Мне и вправду можно к вам подойти? (Двигается к нему). Не могу поверить в это. Что значит, быть таким, как вы? Я говорю, на что это похоже? (Пока она глядит в лицо ПИКАССО, ее поведение изменяется). Минуточку, вы не Бигмэн!

В негодовании идет к выходу. Уходит.

ПИКАССО: Вот и еще один приятный вечерок.

Блуждает взглядом по залу, останавливается на картине с овцами. Погружается в нее. В зал возвращается ГАСТОН.

ГАСТОН: Я сегодня понял нечто такое…

ФРЕДДИ: Что же, Гастон?

ГАСТОН: Ты взял парочку гениев, поместил их в одной комнате и…пожинаешь лавры.

ФРЕДДИ: Ты всегда найдешь верное словцо.

ГАСТОН: (горделиво кланяясь): Тогда, спасибо!

ФРЕДДИ: Я пошутил.

ГАСТОН: Я тоже. Впрочем, я ведь тоже гений, хоть и маленький.

ФРЕДДИ: То-то я его не заметил.

ГАСТОН: Иногда гений приходит из таких неожиданных мест…

Из туалета появляется ПОСЛАНЕЦ, певец из 1950-х, 25 лет. Он в голубых замшевых ботинках, черные волосы блестят от бриолина. Он стряхивает с плеч звездную пыль, с любопытством озирается вокруг. Все смотрят, как он идет к бару, смотрит на картину Матисса, идет назад, вращая бедрами перед ГАСТОНОМ, находит это смешным, садится.

ГАСТОН: Только не говорите, что и вы гений.

ПОСЛАНЕЦ: Вот еще!

ЖЕРМЕН: Выпьете что-нибудь?