Пикник на обочине

Нунан неторопливо принялся разливать. Старик си­дел в прежней позе, глядя в стену. И он никак не реагировал, когда Нунан придвинул к нему бокал. А Нунан уже переключился на новую ситуацию. Это была игра, страшная и жалкая. Игру разыгрывал Рэд­рик, и он включился в эту игру, как всю жизнь вклю­чался в чужие игры, и страшные, и жалкие, и стыд­ные, и дикие, и гораздо более опасные, чем эта. Рэдрик, подняв свой бокал, произнес: «Ну что, понес­лись?» — и Нунан совершенно естественным образом взглянул на старика, а Рэдрик нетерпеливо позвякал своим бокалом о бокал Нунана и сказал: «Понеслись, понеслись...», и тогда Нунан тоже совершенно естест­венно кивнул, и они выпили.

Рэдрик, блестя глазами, заговорил все в том же возбужденном, немного искусственном тоне:

— Все, браток! Больше меня тюрьма не увидит. Если бы ты знал, милый мой, до чего же дома хо­рошо! Деньги есть, я себе хороший коттеджик при­смотрел, с садом будем, не хуже чем у Стервятника... Ты знаешь, я ведь эмигрировать хотел, еще в тюрьме решил. Ради чего такого я в этом вшивом городишке сижу? Да провались, думаю, все пропадом. Возвра­щаюсь— привет, запретили эмиграцию! Да что мы — чумные какие-нибудь сделались за эти два года?

Он говорил и говорил, а Нунан кивал, прихлебывая виски, вставлял сочувственные ругательства, ритори­ческие вопросы, потом принялся расспрашивать про коттедж — что за коттедж, где, за какую цену? — и они с Рэдриком поспорили. Нунан доказывал, что коттедж дорогой и в неудобном месте, он вытащил записную книжку, принялся листать ее и называть адреса заброшенных коттеджей, которые отдадут за бесценок, а ремонт обойдется всего ничего, если по­дать заявление об эмиграции, получить от властей отказ и потребовать компенсацию.

— Ты, я вижу, уже и недвижимостью занялся, — сказал Рэдрик.

— А я всем понемножку занимаюсь, — ответил Ну­нан и подмигнул.

— Знаю, знаю, наслышан о твоих аферах!

Нунан сделал большие глаза, приложил палец к губам и кивнул в сторону кухни.

— Да ладно, все это знают, — сказал Рэдрик. — Деньги не пахнут. Теперь-то я это точно понял... Но Мосла ты себе подобрал в управляющие — я животики надорвал, когда услышал! Пустил, понимаешь, козла в огород... Он же псих, я его с детства знаю!

Тут он замолчал и посмотрел на своего старика. В лице его что-то дрогнуло, и Нунан с изумлением увидел на этой конопатой хищной физиономии са­мую настоящую, самую неподдельную любовь и неж­ность.

Глядя на него, Нунан вспомнил, что было, когда лаборанты Войда явились сюда за этим муляжом. Лаборантов было двое, оба крепкие современные пар­ни, спортсмены и все такое, и еще был врач из городской больницы и при нем двое санитаров, людей грубых и здоровенных, приспособленных таскать но­силки и утихомиривать буйных. Потом один из лабо­рантов рассказывал, что «этот рыжий» сначала вроде не понял, о чем идет речь, впустил в квартиру, дал осмотреть отца, и, наверное, старика так бы и увезли, потому что Рэдрик, похоже, вообразил, будто папаню кладут в больницу на профилактику. Но эти болва­ны-санитары, которые в ходе предварительных пере­говоров торчали в прихожей и подглядывали за Гу­той, как она моет в кухне окна, взялись, когда их позвали, за старика как за бревно — поволокли, уро­нили на пол. Рэдрик взбесился, и тут вылез вперед болван-врач и стал обстоятельно разъяснять, что, куда и зачем. Рэдрик послушал его минуту или две, а по­том вдруг без всякого предупреждения взорвался, как водородная бомба. Рассказывавший все это лаборант и сам не помнит, как он очутился на улице. Рыжий дьявол спустил по лестнице всех пятерых, причем ни одному из них не дал уйти самостоятельно, на своих ногах. Все они, по словам лаборанта, вылетали из па­радного, как ядра из пушки. Двое остались валяться на панели в беспамятстве, а остальных троих Рэдрик гнал по улице четыре квартала, после чего вернулся к институтской машине и выбил в ней все стекла — шофера в машине уже не было, он удрал по улице в противоположном направлении...

— Мне тут в одном баре новый коктейль показа­ли,— говорил Рэдрик, разливая виски. — «Ведьмин студень» называется, я тебе потом сделаю, когда по­едим. Это, брат, такая вещь, что на пустое брюхо при­нимать опасно для жизни: руки-ноги отнимаются с од­ной порции... Ты как хочешь, Дик, а я тебя сегодня угощу на славу, право же, угощу. Старые добрые времена вспомним, «Боржч» вспомним... Бедняга-то Эрни до сих пор сидит, знаешь? — Он выпил, вытер губы тыльной стороной ладони и спросил небрежно: — А что там в институте, за «ведьмин студень» еще не взялись? Я, знаешь ли, от науки слегка поотстал...

Нунан сразу понял, почему Рэдрик заводит раз­говор на эту тему. Он всплеснул руками и сказал:

— Что ты, дружище! С этим студнем знаешь какая штука случилась? Про Карригановские лаборатории слыхал? Есть такая частная лавочка... Так вот, раз­добыли они порцию «студня»...