Что, если он ляжет между Аней и Мариной? Обнимет их, оградит от плохих снов? Поцелует эту красивую женщину в щеку тихонько, принюхается к аромату кожи и волос?
«Я любил тебя». — Горечь ожгла сердце.
Антон повернулся, чтобы уйти: в свое логово, в законное одиночество.
Простыня, закрывающая зеркало, вздулась парусом. Абсолютная тишина была ужаснее, чем любой шорох, чем даже клацанье ножниц. Кто-то толкал ткань изнутри, выпячиваясь. Фигура, облепленная розовой материей, проникала через рубеж: вот голова, вот рука, шарящая по полу, вот плечи. Секунда — и длинные суставчатые пальцы выпростаются из-под ткани и заскребут когтями по половицам.
«Тебе здесь не место!»
Поборов оцепенение, Антон ринулся через комнату и ударил ногой — ступня запуталась в пустой оболочке, простыня соскользнула.
Снова галлюцинации. Проделки сквозняков и разыгравшейся фантазии.
Антон заглянул в зеркало, будто в лицо ненавистного врага. Щетина превращалась в полноценную бороду, на скулах белели седые участки. Набрякшие мешки… точно старик, а не мужчина в расцвете сил.
Взгляд сместился на постель. Марина спала как убитая. Рядом с ней никого не было. Антон вперил взор в кровать — уже без посредства лживой амальгамы.
Дочь пропала. Подушка хранила отпечаток головы. На простыне лежала запятая срезанных волос.
«Я все еще сплю».
Антон ущипнул себя за предплечье, но надежды не оправдались.
— Зайка?
Истошный крик рубанул по ушам. Антон отшатнулся, едва не упал. Дочь стояла в углу — в том, из которого он только что пришел. Простыня, служившая защитой от зазеркалья, тогой обмотала ее. Девочка кричала, закатив глаза. Полумесяцы белков вызвали ассоциации с белоглазыми зомби — не ожившими мертвецами, а гаитянскими зомби, жертвами магии вуду.
— Что? Что? — всполошившаяся Марина изумленно моргала.
Антон бросился к дочери, схватил за плечи. Показалось, что в освободившемся зеркале кто-то скрежещет.
— Малышка! Малышка, тише!
Аня кричала, не реагируя на встряску. Он видел небные миндалины и вибрирующий язычок в широко распахнутом рту.
— Доченька! — Марина подскочила, впилась себе в волосы ногтями — от отчаяния и беспомощности.
Крик оборвался. Из-под век выплыли пустые остекленевшие глаза.
— Она здесь, — просипела Аня.
Ледяной холод объял Антона.
— Здесь никого нет!
— Что с ней? — взмолилась Марина.
— Она здесь, — повторила Аня, обмякнув у отца на руках.
Он поднял ее, избавился от простыни. Понес к постели, мельком отразившись в зеркале.
— Антон…
— Тс. — Он уложил обессиленную дочь на кровать. — Уснула. Или вообще не просыпалась.
— Хочешь сказать… это лунатизм?
— Это гораздо хуже.
— Надо отвести ее к врачу. К психологу. — Марина обхватила ладонями виски, будто пробовала череп на прочность.
— Психолог нас не спасет, — угрюмо проговорил Антон.
23
Аня пила на кухне какао — словно приступ померещился издерганным родителям. Марина потрогала ее лоб, Аня раздраженно тряхнула головой:
— Да здорова я, сколько можно повторять.
— Ты… спала хорошо?
— Хорошо. — Рядом с чашкой устроился компаньон — плюшевый медведь, подаренный Антоном много лет назад. Ненадежный защитник от худых призраков.
Марина вышла за Антоном из кухни, притворила дверь. Зеркало, снятое с крючка, стояло личиной к стене.
— Ничего не помнит, — поникла Марина.
— Это к лучшему. Ты как?
— Будто катком раздавили. Что дальше? Долго мы тут отсиживаться будем? Ане в школу послезавтра. У меня дела.
— Да забудь ты про дела, — буркнул Антон. — Никуда не денется старье это. Двести лет пылилось — пару дней подождет.
— Мы как погорельцы, — сказала Марина.
«Погорельцев, — подумал Антон, — пожар не преследует по пятам».
— Скажи, Марин… Чижик вчера за гаджетом своим не возвращался?
— За планшетом? Нет.
— То есть он дома?
— В гостиной. На столике-кабриоле.
— А по-русски?
— Стол с изогнутыми ножками. Возле шкафа.
— Я съезжу за ним. Чижик переписывался с мужиком… специалистом по чертовщине разной.
— Чертовщина… — Марина выглядела как человек, которого сейчас стошнит. — Ты серьезно? Ты правда веришь?
— Так. — Антон потеребил бывшую жену за плечо. — Езжайте в центр. Сходите в кино, в Макдональдс, на коньках покатайтесь. Займите себя. Чтобы рядом люди были. — Он вынул кошелек.
— Деньги есть.
— Пожалуйста. — Антон сунул купюры в карман Марины.
— Захвати мне одежду, — попросила бывшая жена. — Кофту, джинсы, парочку трусиков. В шкафу, сам знаешь. И Анькины вещи.
— Захвачу. — Он застегнул молнию на куртке. И напутствовал: — Все время рядом с людьми.
От Глебыча цокнуло сообщение: «Я больше не желаю вести с тобой бизнес». Антон вырулил на дорогу и через минуту забыл про эсэмэску. С Глебычем разобраться проще, чем с тварью, присосавшейся к дочери.
Тучи бежали по небосводу, как на ускоренной видеозаписи. Тоскливый полдень мало чем отличался от тоскливого рассвета. Долгострои напоминали черепа инопланетных гигантов. И воронье траурно голосило над микрорайоном.
Дом, где жильцов уничтожал монстр из зазеркалья, сливался с черными фасадами нежилых зданий. Антон припарковался во дворе, кивнул старушкам, сплетничающим на лавке. Донеслись клочки разговора:
— Да какое там самоубийство, окстись.