Она решила, что о брате позаботятся учителя. Элеонора Павловна, или как ее зовут, куда опытнее семнадцатилетней девушки. Хватило этих недель в больнице. И Артем должен привыкнуть, усвоить, что нет ни мамы, ни заменяющей маму тетеньки.
Се ля ви.
— Значит, брата поселили внизу, — говорила Соня, тяжело поднимаясь по лестнице. Панно между вторым и третьим этажами было сколото — над панелями зияло черное пятно. — Внизу живут малыши, в восточном крыле. И учатся, и играют тоже. Северное крыло закрыто.
— Много тут учеников?
— Человек сто. Цены кусаются, сама знаешь.
«Щедрый папочка», — скривилась Оля.
Соня загибала толстенькие сардельки пальцев.
— Еще внизу актовый зал и реа… рекреационная зона. Там мы делаем уроки, отдыхаем. Библиотека… — Соня гримасой продемонстрировала свое отношение к чтению. — Для зануд. А это… — Она подобострастно принюхалась к аромату жарящегося мяса. — Столовая!
Оля изучала третий этаж, мало отличающийся от второго. Такие же длинные сумрачные коридоры, узкие окна, витиеватые узоры порченного влагой потолка. Только запах еды указывал на присутствие здесь живых людей, зато бесплотные тени толпились по обе стороны от девушек.
— На обед, — сказала Соня, — седло барашка, голубиный паштет и щучьи трюфеля.
— Реально?
— Нет, это я размечталась. Гречневая каша, котлеты и свекольный салат. Булочки, но не всем положено.
— Почему не всем?
— Кое-чьи родители договорились с руководством, чтобы их дочерей морили голодом. Знаешь, кто моя мама?
— Кто?
— Фитнес-тренер. — Соня рассмеялась и похлопала себя по бокам. — Сапожник без сапог. Я раньше была худее тебя. Кожа да кости. Но мама свалила в Москву работать, а меня бабуля пирогами потчевала и варениками. И хлеб обязательно. Кто ж вареники без хлеба ест?
Оля улыбнулась — впервые за много дней.
— Мама опомнилась, да поздно было. Так-с. — Соня показала вглубь коридора. — Учебный корпус. Это уже другое здание, тут переход. Спортзал в отдельном строении, в бывших конюшнях. Уроки начинаются с восьми. Подъем в шесть тридцать, отбой ровно в десять.
— Кто здесь жил? — Оля разглядывала медные набалдашники дверных ручек, нефункционирующие газовые рожки, изумлялась масштабам.
— Графы. Или герцоги. Я первые дни спать боялась. Мало ли бродит по дому призрак какого-нибудь дворянина. Съесть меня замыслил.
Позади заскрипели половицы.
— Дворянин? Где дворянин? Я бы захомутала.
У появившейся в коридоре особы были красные, торчком, волосы и густо накрашенное смазливое личико. Ушки с десятком колечек, серьги в брови и в ноздре. Гордое «Варвар» через всю грудь.
— Я про мертвых дворян, — пояснила Соня. Мисс Варвар подставила ладонь для хлопка, но Соня, не сориентировавшись, неловко пожала ей руку.
— Подойдут и мертвые. Чего харчами перебирать, правильно?
— Это Алиса Талалаева. Алиса — Оля Краснова. Оля с нами теперь живет.
— Не храпишь? — прищурилась Алиса.
— Нет. — Оля подумала, что можно, оказывается, выглядеть стильно и вульгарно одновременно. Мама никогда бы не позволила ей проколоть нос…
В который раз она забыла на мгновение: мамы больше нет… в который раз это секундное забывание причинило острую боль.
— Сонька уже рассказала про детей?
— Каких именно?
— Которые тут пропадают.
Девушки синхронно посмотрели в коридор. Горели три первые лампы, дальше проход кутался в непроницаемый мрак, и было сложно поверить, что за теми дверями — парты, доски, учебные принадлежности, а не рыцарские латы, орудия пыток, гробы вампиров…
— Три девочки, — понизила голос Алиса, — пропали за месяц. Ночью встали в туалет и как сквозь землю провалились. Патрушева забирает их вещи из тумбочек и закапывает в парке. Чтобы никто не узнал.
— Гонишь, — сказала Оля. Основание шеи неприятно защекотало.
— Конечно, гонит, — сказала Соня.
Алиса ухмыльнулась:
— Могла и поддержать, подруга.
В столовую стекались учащиеся. Оля поискала глазами брата, заметила у дверей с табличкой «Медицинская сестра» Валентину Петровну и Игоря Сергеевича.
— У Игорька такая попа, — мечтательно вздохнула Алиса. Соня хихикнула, пихнула ее локтем. — Игорь Сергеевич, приветик!
— Здравствуйте, девочки.
— Талалаева, — нахмурилась Валентина Петровна, — прошу немедленно смыть эту ужасную помаду!
— Как скажете, фрау Геббельс, — последние слова Алиса произнесла вполголоса.
Оля подумала, что впервые обедает в столовой, из окон которой открывается обзор на дремучий сосновый лес.
10
Ночь выползла из берлог и распадков и отрезала интернат от объездной трассы, от цивилизации. Ночь черной мохнатой псиной лакала мутную воду из неработающего фонтана и заслоняла вороньими крылами узкие окна. Столько ночей видел особняк за полтора века, но каждая была особенной: ведь каждую ночь в его чреве происходило что-нибудь интересное, захватывающее дух. Даже тогда, когда двери были заколочены крест-накрест.
Новые соседи — Дамир, Дэн и Артур — быстро уснули, и в рассеянном свете наружного фонаря остался только Артем. Он говорил себе, что раз мальчики сопят на своих койках, значит, он не может считаться единственным человеком в комнате, но помогало это плохо.