Пиковая Дама

Тревога с утроенной силой атаковала Артема. Этот суматошный день… знакомство с учителями и детьми… беготня… — казалось, он вырубится, едва голова коснется подушки. Но сон как ветром сдуло. Артем сел на постели, потом встал. В полумраке вырисовывались изножья кроватей, тумбы, фигуры голодных троллей.

«Это просто куртки на вешалках».

Артем облизал губы. Высокие фонари оцепили здание квадратом. Световые круги ложились на кирпичный фасад. Лес был скоплением великанов в окрестной мгле.

Артем зашлепал тапочками к выходу. Чтобы уснуть, он должен убедиться, что за дверями никто не прячется. Это страшно, да, но куда страшнее незнание. Мама всегда проверяла шкафы, пыльный мир подкроватья и прихожую. После ее смерти эта обязанность сгрузилась на его хрупкие плечи. Оля лишь рассмеялась, услышав о Буке в шкафу, и сказала, что он уже взрослый.

Так что сам. Один…

Ночь в интернате слегка напоминала больничные ночи. Там он тоже жил с малознакомыми людьми, ел не то, что хотел, и затемно выходил из палаты проверить коридор. Но больница не пугала его. Ее темнота была необитаемой. В ней не плели паутину волосатые твари.

«Маленькие пауки… ага… конечно, вруны…»

Оля заскочила к нему вечером. Спросила, как он устроился, завел ли друзей. Словно это было так просто. Артем чувствовал: ей не интересны ответы — она исполняет некий обряд, чтобы крепче спалось. Обряд притворной заботы. Вероятно, это как-то связано с совестью. А может, и нет.

Сестра провела в комнате минуту и сбежала наверх.

Сейчас она спала где-то на втором этаже. Между ней и братом кишела тьма.

Артем задохнулся, приоткрыв дверь. Он будто смотрел в пропасть. Безразмерная, хищная чернота поднималась из глубин дома, где горизонталь стала вертикалью. Артем потер веки.

Тусклый свет тек с растрескавшихся подоконников, но не натекал даже до середины паркета. Коридор расширялся захламленным холлом. Там кто-то стоял. Руки по швам, плечи подняты до ушей. Худой, высокий… кто это может быть? Игорь Сергеевич? Элеонора Павловна?

Темнота скрипнула, зашуршала.

Сквозняк потеребил пластиковые занавески, отсекающие вход в северное крыло. Тонкий луч упал на пол в двадцати метрах от Артема. Скользнул по паркетинам, как стрелка спидометра. Парадная дверь приотворилась, и стало ясно, что никто не стоит в нише, это просто зеркало и его бессонные обитатели.

Артем закрыл дверь и пошел к кровати.

11

Спортзал был уютен, как бывает уютен описываемый в готическом романе замок, когда читатель лежит под теплым одеялом с фонариком. От дворянских конюшен сохранились стены из рыжего кирпича. Кровлю демонтировали, чтобы удлинить постройку балочным каркасом, и нахлобучили стеклянную крышу. Играя в волейбол или прыгая через козла, учащиеся любовались облаками.

Физрук, бойкий усатый дядька, свистел, раздавая команды.

Оля прислонилась к стене и наблюдала за одноклассницами. Соня говорила по скайпу с моложавой коротко стриженной мамой. Алиса подрисовывала стрелки макияжным карандашом.

— А хлебцы ты взяла?

— Взяла, взяла. — Как бы Соне хотелось, чтобы мама обсуждала с ней что-нибудь, помимо диеты! Подруг, парней. Кирилла… Опомнившись спустя четыре года практически полного отсутствия в жизни дочери, мама решила, что обязана превратить Соню в красавицу.

«Уж не стесняется ли она меня?» — засомневалась Соня.

— Взять — мало. Надо есть.

— Я ем.

— И сколько мы скинули?

— Полтора кило, — соврала Соня.

— А мы — молодцы, да?

Стало стыдно. Алиса влезла в камеру и помахала маме рукой.

— Лариса Викторовна, здрасте!

— Привет, Алиса! Хорошо выглядишь! Вот, дочь. — Мама раскинулась в кожаном кресле своего московского офиса. — Бери пример с подруги. Какая она худенькая и хорошенькая.

«Не то что я», — закончила мысленно Соня.

— Ладно, мам, мне надо бежать.

— Бег — волшебное средство, враг калорий. Что нужно сказать на прощание?

— Мам, я… здесь люди…

— Что нужно сказать?

Соня глубоко вздохнула:

— Я смогу себя исправить.

— Умница. И не ешь после семи!

— Ладно, ладно. — Соня прервала связь и высунула язык, гримасничая. — Задрала!

— София, не нервничай, это вредно для фигуры. Лучше смотри сюда. — Алиса вытряхнула из рюкзака упаковку чипсов и россыпь шоколадных батончиков.

— О господи! — воскликнула Соня. — Как они прекрасны!

— Лопай и помни доброту тети Алисы.

— Блин, спасибо! — Соня растерзала упаковку, загребла ладонью золотистые чипсы. — Вкуснотища!

— Приятного аппетита, обжора. Там, к слову, пятьсот десять калорий в ста граммах.

— Пофиг, — прохрустела Соня с набитым ртом.

Алиса повернулась к Оле, подмигнула:

— Мне выгодно иметь жирную подружку.

— На самом деле она меня любит, — сказала Соня.

Алиса просканировала новенькую долгим взором. Оля не любила, когда ее изучали вот так — в открытую. Но взбалмошная Алиса Талалаева, пожалуй, понравилась ей. Была в девчонке свобода, которую мечтала Оля обрести.

Умение идти наперекор и держать спину прямо.

В прежней школе Оля слыла девочкой скорее замкнутой, отчужденной. Тяжело идущей на контакт. Ни стать душой коллектива, ни особо дерзить взрослым она не умела. А в лидеры выбивались либо душки, либо наглецы.