Пиксель. История одной точки

Тьюринг позволил своей универсальной машине Тьюринга — или компьютеру с хранимой в памяти программой — выполнять операции над самой программой, как над данными. Именно в этом и заключается суть его изобретения — компьютера с хранимой в памяти программой. Относится ли работа программы «лошадь-зебра» к числу операций, в которых программа сама модифицирует себя? Тьюринга особенно привлекала подобная возможность, как и перспектива создания искусственного интеллекта. Как я уже упоминал, операционные системы современных компьютеров обычно запрещают программам самомодифицироваться, чтобы не привести к полному хаосу.

Нейронная сеть моделируется на обычном компьютере, поэтому программа, выполняющая моделирование, не модифицирует себя. Но предположим, что нейронная сеть была бы настоящей нейронной сетью, а не просто симуляцией. Можно ли ее истолковать как программу, модифицирующую саму себя? Я думаю, что да. Наш мозг — это, несомненно, нейронная сеть, и, насколько нам известно, в нем нет хранилища программ, отдельного от хранилища данных. И, вероятно, он не делает ничего, выходящего за рамки вычислений Тьюринга. Мы не нашли ни одного иного алгоритмического процесса за 80 лет с момента появления этой концепции.

В 1965 году я поступил в аспирантуру Стэнфорда, потому что он входил в число двух известных мне университетов, где преподавали увлекательный новый предмет — искусственный интеллект (в наши дни его часто сокращенно называют ИИ). Еще его преподавали в Массачусетском технологическом институте. Я учился у Джона Маккарти, отца-основателя искусственного интеллекта в Стэнфорде. И я несколько раз обстоятельно беседовал с Марвином Мински из МТИ, еще одним отцом-основателем этого направления.

Через пару лет я бросил заниматься ИИ, решив, что при моей жизни прорыва в этой области не случится. Возможно, я сделал преждевременный вывод, если учесть, что у меня в запасе, вероятно, есть еще два десятилетия, но тем временем я помог снять первый цифровой фильм. Поскольку я сделал это, у меня теперь есть время вернуться к размышлениям об ИИ. Хотя на самом деле я никогда и не переставал о нем думать.

Меня озадачило замечание Джона Бронскилла. Я всегда предполагал, что, когда, мне будут объяснять принцип работы ИИ, я все пойму. Тем не менее передо мной был пример машинного обучения — возможно, недостаточно развитого, чтобы называться ИИ, — и я ничего не понял. Возможно, потому что сеть модифицирует свою собственную программу? Мы знаем, что, как правило, нельзя быть уверенным даже в такой простой вещи, как остановится ли в конце концов программа, — поэтому, вероятно, и нет ничего удивительного в том, что мы не можем понять, как работает эта программа «зебра-лошадь».

Как бы то ни было, ее умение делать зебру из лошади далеко от идеала. В статье, которую мне показал Бронскилл, приводился пример, где в программу загрузили знаменитую фотографию Владимира Путина с голым торсом верхом на лошади. В результате президент России и лошадь слились в двухголового полосатого кентавра (рис. 9.4).

Сама природа нынешней революции заключается в том, что мы не можем предсказать ее, не можем заглянуть вперед дальше, чем на один порядок величины. Нам просто нужно оседлать волну и увидеть, в какое захватывающее и даже загадочное место она нас вынесет.

Рис. 9.3

Перед прощанием: магический ковер

Что мы сделали в этой книге? Мы заменили физическое изображение абстрактным математическим объектом и тем самым открыли огромное новое царство воображения. Этот объект сбивает с толку: он повторяющийся и дискретный, а каждый из его повторяющихся локусов ожидает применения своей маленькой капли бесконечности. Но из этого объекта можно создать все картины мира или всех миров. Я заканчиваю книгу отрывком из романа Итало Кальвино «Невидимые города», в котором молодой путешественник Марко Поло рассказывает стареющему монгольскому императору Хубилай-хану об удивительном ковре-самолете в городе Евдоксии. Это разговор на границе реального и воображаемого:

Рис. 9.4