Пилигрим

Говорливый Гриша Кафкан очень любил рассказывать истории из своей жизни разным людям. Почти знакомым, почти своим. Его речь была плавной и беспрерывной, некий вид физиологического безумия. Его слушали из уважения к возрасту, удивляясь этому крепкому еще старичку и стесняясь возразить или отказаться. Кафкану вообще, казалось, было все равно, слушают его или нет. У него просто иногда кололо сердце, если он замечал невнимание слушателей, но он вида не показывал, ценил себя больше каких-то возражений и бессмысленных требований к другим людям. Любимый его рассказ, обкатанный до суффиксов и запятых, был о том, как лет сорок назад, а точнее, сорок пять лет назад, он встретился, находясь на военной службе в Иерусалиме, лицом к лицу с премьер-министром. Это все произошло и это было правдой.

Дело было в семь часов утра, без малого. За день до этого резкий старшина по фамилии Вакнин сказал ему, чтобы он пришел на службу из дома к шести утра. Все происходило в Доме солдата через дорогу от улицы Бецалель в Иерусалиме. «Здесь заседание будет важное, так что ты должен быть чистым, отглаженным и внимательным, от тебя многое зависит, я на тебя надеюсь», – сказал он Кафкану, которого шпынял и над которым посмеивался. Грише было двадцать пять лет, он служил по закону об обязательном призыве для всех, но короткий срок, полтора года. Кафкан мог разобраться со старшиной за пару минут, но он прежде твердо обещал отцу, что ни-ни, и никаких скандалов и столкновений у него не будет вообще. И потом, это была армия все-таки, нечего искать приключений, правда, да и не стоит того, можно и потерпеть. Нет? Ну, не любит, так что?!

С шести утра по фойе Солдатского дома бегали солдатки в светлой форме ВВС, убирались, протирали, драили, мыли, а три, самые проворные, фаворитки старшины Вакнина, побежали через пустое поутру шоссе на рынок. Они скоро вернулись, неся нарядные картонки с бурекасами – это такие пирожки, кто не знает, с сырной, картофельной, щавелевой и другой, какой только нет, начинкой. Все бегом, смеясь и задыхаясь. Девушки бежали вприпрыжку с коробками на второй этаж в зал заседаний. Потом одна из них, с ласковыми карими глазами, добрая восемнадцатилетняя пацанка, по ее признанию, из Триполи, жившая без комплексов и без лифчика («зачем, мне так свободней»), принесла ему бегом тарелку с пятью пирожками на салфетке, сказав Грише: «Спрячь, не демонстрируй», – и убежала, крутанув чреслами по его уязвимому месту.

Гриша спрятал тарелку в нижний ящик стола, прихлопнул его, чтобы не выделялся, оглядел в который раз все вокруг и стал ждать.

Около семи часов утра подъехал черный автомобиль «плимут» и остановился у входа. Из машины вылезли два средних лет джентльмена, обоих Кафкан узнал сразу. Плотный с лишним весом, обтянутым гимнастеркой, военный, был начальником Генштаба Мотой Гу-м, а второй, в распахнутом пиджаке, в тусклой какой-то рубахе без галстука, расслабленный и красивый, был Ицхаком Р-ым. Фамилии этих людей не называются здесь из скромности и отсутствия у рассказчика позывов на монументальную документальность. Но это все было, безусловно.

Премьер, а это был он, Ицхак Р-ин, взял генерала справа под руку и они, как шерочка с машерочкой, бодрым по утреннему холодку доверительным шагом вошли в здание. Никакой охраны у них не было, шофер даже не оглянулся на начальников, остался в машине читать газету.

Кафкан вскочил и вытянулся в струнку при виде этих людей в вестибюле. Военный, собранный и сердитый, на него даже не взглянул, он думал свою стратегически важную мысль и ему было не этого чудаковатого возрастного солдата третьего месяца службы. Он быстро прошел к лестнице и поднялся наверх. Зато второй освободился от всего и сменил направление, уверенно прошагав к Кафкану. Он явно знал, чего хотел от жизни.

– Ты из Советского Союза, солдат, да? Недавно приехал, да? – спросил он. Голос у него был низкий, глубокий, сильный, не угрожающий. В руках он держал пачку сигарет «Марлборо» с откинутой крышкой. Он был выбрит и почти спокоен.

– Куришь?

Кафкан мотнул головой, что не курит. Он курил на самом деле, но сказал, что нет, так как слишком волновался. Премьер поджег сигаретку, щелкнув металлической зажигалкой, которую никак не мог достать в Иерусалиме Гриша, глубоко и со вкусом затянулся, выпустил дым из себя и присел на поверхность стола боком.

– Ну, а вообще, как тебе здесь? Не обижают? Нравится тебе?

– У меня все в порядке. Не обижают, жду начала курса через пару недель, – сказал Гриша. Он ничего выглядел, волновался, но держал себя в руках.

– А ты знаешь, солдат, кто я? Представляешь себе?

Ицхак Р-ин смотрел на него без насмешки, с интересом ученого естествоиспытателя, ловца бабочек и их душ.