Пилигрим

Лет за двадцать до этого дня, в другие, явно лучшие во всех смыслах времена, Кафкану предлагали в Петербурге, куда он приехал в гости, подать прошение на возвращение русского (российского) гражданства. «Не будет никаких препятствий, все оформят мгновенно», – сказал ему посредник, давний знакомый, которому можно было доверять. И мирный, даже кроткий Кафкан мгновенно завелся и сказал излишне резко, все-таки человек, с которым он разговаривал, был, по всей вероятности, своим и честным: «А кто мне вернет семьсот рублей, которые с меня содрали за отказ от советского гражданства, а? И привязанные к индексу за эти более чем тридцать лет? Эта власть скаредная и вредная, так я считаю». Не все было ясно в его словах, но смысл лежал на поверхности. Больше ему никто ничего никогда не предлагал, и слава Б-гу. Посредник тоже сделал вид, что все позабыл и не обиделся.

– Так вот, я вам, Гриша, к случаю расскажу историю из жизни. Не совсем своей. Я когда-то учился в дипломатической академии, специализировался на ближневосточном направлении. Одним из наставников был выдающийся специалист генерал Поляков. Много мне дал в смысле знаний, профессионализма. Позже он вышел на пенсию по возрасту. Кто-то, известно кто, его сдал в Штатах, его задержали, и он сразу во всем признался, улики были неопровержимыми. Выяснилось, что больше двадцати лет этот человек работал на ЦРУ, выдал многих наших. Очень много. Говорят, что сотни агентов по всему миру. Денег от американцев он не получал, какие-то сущие копейки, работал за идею. Отказывался бежать под предлогом того, что «я русский и могу жить только в России, я был против этого Хрущева, вызывавшего у меня бешенство поведением, идиотизмом, лексикой и прочим». Но история с генералом была совсем не так проста. Оказывается, в самом начале связи с ЦРУ, в шестидесятом году, он работал в Штатах, в нашей делегации в ЮНЕСКО, что ли, я уже и не помню. Очень успешно работал, был на прекрасном счету в Москве. Его пятилетний сын тяжело заболел. В Союзе его лечить не могли. В Штатах это лечение стоило что-то около четырехсот или пятисот долларов. Большие тогда деньги, у него их не было. Он подал просьбу на единовременную помощь на эту сумму. В Москве посовещались и отказали ему в просьбе. Ребенок умер.

Он пошел к американцам и предложил передавать им секретную информацию. Его проверяли на предмет двойной игры, ему не верили, потому что это все было необъяснимо и непонятно. Он начал сотрудничать с ЦРУ Говорят, что передал им за все годы двадцать пять ящиков секретной информации, имена сотен агентов по всему миру и прочее. Когда его взяли, он уже был пенсионером. Его приговорили к расстрелу и на другой день расстреляли. Президент Рейган предложил Горбачеву – уже была перестройка, и Михаил Сергеевич рулил в Москве – обмен на каких-нибудь русских шпионов на любых условиях. Но Поляков был уже расстрелян. Это я к вопросу об обидах.

Конечно, обдумывать такие рассказы нужно на свежую голову. Но Кафкан был почти свеж, все понимал.

– У меня есть вопросы ко всей этой истории, если честно. Но они потом. Чудовищные и интереснейшие истории вы рассказываете, Олег Анатольевич. Несчастный Поляков, все это ужасно, – сказал Гриша трезвым голосом.

– Да, уж куда уж, – вздохнул Олег и внимательно поглядел на Кафкана через стол. Гриша в гляделки с ним не играл и не намеревался играть. Кто вы такой, Олег Анатольевич? Сорок девять лет прошло, я вас в упор не вижу, да…

Танго закончилось, душа Кафкана вернулась не без труда в прежнее состояние. Сай сделала несколько мягких бархатных шагов, обошла два столика, как байдарка после важной победы, прогибаясь, но не склоняясь, и пришла к своему стулу возле Олега, негромко хлопавшего ей в ладоши навстречу. Коля тоже сел на прежнее место с независимым солдатским лицом, выражающим довольство, проделанной работой. Танцы закончились. Танго, как и вообще, любой танец, но танго особенно, имеет свойство заканчиваться в самый неподходящий момент для участников. Это данность и с этим ничего нельзя поделать, жизнь ведь сильнее нас и наших танцев, правда?!

– Видите, наша девушка из города Златоуст Челябинской области, там в углу, окучивает швейцарского светлоглазого гражданина из деревни возле Давоса. Ее звать Оля, она очень старается, хороша собой, но уже есть предвзятое мнение о наших красавицах, у нее нет шансов. Надо подсказать дурочке, чтобы не тратила зря силы и искала кого-нибудь другого для своих чар и чресел. Но я не вмешиваюсь в чужую жизнь, дорогой Григорий Соломонович, я скромный предприниматель из города на Неве, давайте еще по одной, – Олега вело куда-то в неизвестную туманную даль его скромное опьянение, сегодняшнее, наложилось на вчерашнее или даже позавчерашнее. Результат всего этого был налицо. Он был человеком со странностями, потому что какой русский эмигрант средних лет с предвзятым мнением о мире, а он был именно таковым, русским эмигрантом средних лет с предвзятым мнением о мире, других не бывает в этой категории людей, настолько бы сблизился с посторонним иудеем из Иерусалима.