Пилигримы

Барону фон Зильберштофу, верному сподвижнику Фридриха Швабского, крупно не повезло. Он подхватил лихорадку в месте, вроде бы отличающемся прекрасным климатом, близ города Андрионаполя. Состояние знатного больного внушали серьезные опасения лекарям, а потому герцог распорядился оставить захворавшего друга в местном монастыре. Монахи клятвенно заверили расстроенного Фридриха, что поднимут на ноги благородного рыцаря максимум за две недели, чем вселили в сердце племянника короля надежду. Тем не менее, он выделил десять своих конных дружинников для охраны барона. Монахом это распоряжение не понравилось, и было решено поместить больного Зильберштофа на постоялом дворе, примыкающем к монастырским стенам и предназначенном в основном для паломников, жаждущих приобщиться к источнику истинной веры, каковым бесспорно считался Феропонтовский монастырь. Герцог Швабский покинул окрестности Андрионаполя почти умиротворенным. Чем порадовал маркиза фон Вальхайма, внимательно наблюдавшего за перемещениями своего давнего врага. Болезнь барона фон Зильберштофа явилась для заговорщиков подарком капризной судьбы, до сих пор не выказывавшей им ни малейшего расположения. К большому огорчению папского легата, нападения фракийцев на крестоносное войско, после визита протоспафария Константина, практически прекратились. Если и случались какие-то недоразумения, то обходились они без участия благородных мужей, чья смерть или ранение взбудоражили бы алеманское рыцарство. Кому, скажите на милость, интересно судьба какого-нибудь неумытого Ганса, которому накостыляли по шее местные землепашцы. Даже если бы они порвали его на куски, никто из благородных господ даже пальцем бы не пошевелил, чтобы отомстить за его смерть. Епископу Теодовиту оставалось только тихо скорбеть о социальном неравенстве, раздирающем крестоносное воинство да косить злыми глазами в сторону Вальхайма, спокойно проматывающему деньги, выделенные ему из епископской мошны. Конечно, благородный Одоакр мог бы проявить больше старания в богоугодном деле, но маркиз целиком доверился двум своим помощникам и, как вскоре выяснилось, не прогадал.

– Дурные вести, маркиз, – сообщил расслабившемуся Одоакру шевалье де Лаваль. – Мы с благородным Вальтером почти загнали коней, стараясь тебя предупредить, но, увы, кажется, опоздали. Фракийские разбойники то ли напали, то ли готовятся напасть на постоялый двор, где остановился барон фон Зильберштоф.

– Надо помочь! – встрепенулся Вальхайм. – Речь ведь идет о преданном вассале нашего друга герцога Швабского.

– Сделаем все, что в наших силах, – дружно поддержали благородного Одоакра не менее благородные Герхард и Вальтер.

К сожалению, порыв доблестных рыцарей оказался запоздалым. Когда они подскакали к монастырю, постоялый двор уже пылал, а вокруг него бестолково суетились монахи. Посланный к месту страшного преступления Себастиан вернулся с неутешительными вестями. Барона фон Зильберштофа спасти не удалось, он то ли сгорел, то ли задохнулся в дыму, то ли вовсе был зарезан фракийскими разбойниками, в огромном числе нахлынувшими на постоялый двор. Из десяти сержантов, оставленных Фридрихом Швабским для охраны несчастного барона, уцелел только один, да и тот был ранен в предплечье.

– Какое несчастье, – покачал головой маркиз. – Надо бы известить герцога о печальном происшествии.

– Я уже послал к нему Питера, – вздохнул Лаваль. – Благородный Фридрих, надо полагать, не замедлит с визитом.

И, надо сказать, герцог Швабский сполна оправдал все надежды, возлагавшиеся на него заговорщиками. На Ферапонтов монастырь, отнюдь не предназначенный для обороны, его рыцари и сержанты обрушились как ураган, не щадя ни правых, ни виноватых. Впрочем, виноватые уже давно покинули место преступления, и под мечами озверевших швабов гибли в основном монахи и паломники, пытавшиеся на свою беду помочь несчастному барону фон Зильберштофу.

– Жестокость, достойная сожаления, – покачал бычьей головой маркиз фон Вальхайм. – Так ты говоришь, благородный Герхард, что протоспафарий Константин не простит швабам надругательства над византийскими святынями?

– В этом ты можешь не сомневаться, благородный Одоакр.

– В таком случае нам лучше убраться отсюда, дабы не попасть под горячую руку разъяренного византийца, – вздохнул маркиз. – Как все-таки печально, что германские вожди не отличаются ни умом, ни выдержкой.

Для сиятельного Константина известие о разорении Ферапонтова монастыря прозвучало как гром среди ясного неба. После встречи протоспафария с королем Конрадом ситуация вроде бы успокоилась. Торговцы снизили цены на продовольствие, а королевские сержанты хоть и с большим трудом, но навели порядок среди сброда, прилипшего к победоносной армии. И вдруг такая необъяснимая жестокость, граничащая с умопомрачением.

– Я полагал, что Фридрих Швабский и его люди уже покинули окрестности Андрионаполя? – строго глянул на Иоанна Дуку протоспафарий.

– Они вернулись, – развел руками молодой комит.

– Вернулись, чтобы сжечь монастырь?!