Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939–1945

– Думаю, что нам придется поджигать этот сарай. – Он имеет в виду Каринхалле.

Он советует мне отправиться в штаб-квартиру фюрера и лично сообщить о своем отказе. Поскольку, однако, прямого приказа нет, я немедленно отправляюсь в свой полк, где меня с нетерпением ждут. Но это не последний мой полет в Берлин.

19 апреля по радио меня снова вызывают в рейхсканцелярию. Долететь в Берлин из Чехословакии к этому времени без сопровождения нелегко: во многих местах русский и американский фронты очень близки. В воздухе много самолетов, но среди них нет ни одного немецкого. Я прибываю в рейхсканцелярию, и в полдень меня пропускают в бункер фюрера. Здесь царит атмосфера спокойствия и уверенности, которые исходят главной частью от армейских офицеров, участвующих в текущих или планируемых операциях. За стенами слышны удары тонных бомб, которые «москиты» сбрасывают на центр города.

Примерно в одиннадцать часов вечера я встаю в присутствии главнокомандующего. Я предвижу цель вызова – наверняка мне снова поручат прежнюю задачу. У фюрера странное обыкновение ходить около, а не переходить непосредственно к цели разговора. И в этот вечер он начинает с получасовой лекции о решающем значении развития техники, в чем мы всегда были мировыми лидерами, и о том, что необходимо использовать это преимущество и таким образом переломить ситуацию и добиться победы. Он говорит мне, что весь мир боится немецких науки и технологии, и показывает мне некоторые доклады разведки, демонстрирующие, в какой степени союзники обворовали нас в технических достижениях и науке. Каждый раз, когда я слушаю его, поражаюсь памяти фюрера на цифры и его специальным знаниям в области техники. К этому времени я налетал в воздухе около шести тысяч часов, и со своим обширным опытом знаю о различных типах самолетов почти все, но нет ничего, о чем бы он не мог говорить с неповторимой простотой и по поводу чего не сделал бы резонные предложения о модификации. Физическое состояние фюрера уже не столь хорошее, как три-четыре месяца назад. Его глаза ярко блестят. Оберст фон Белоу сообщает мне, что последние восемь недель Гитлер практически не спал – у него было совещание за совещанием. Руки фюрера дрожат; это следствие покушения на него 20 июля. Во время долгого обсуждения в тот вечер я заметил, что фюрер несколько раз повторяет одно и то же. Раньше этого не было. Но предложения ясно сформулированы, и в них звучит непреклонная решимость.

Когда долгая вступительная часть завершена, фюрер переходит к главной теме, которую я слышу от него чересчур часто. Он вновь приводит доводы, которые слышал несколькими днями раньше, и заключает:

– Это мое личное желание, чтобы данную трудную задачу выполнили именно вы – единственный человек, который носит высшую немецкую награду за храбрость.

Я использую прежние и похожие на прежние доводы и снова отказываюсь от задачи, говоря, что положение на фронте ухудшается и только вопрос времени, чтобы Восточный и Западный фронты соединились в середине рейха. Когда это произойдет, два котла должны будут действовать самостоятельно. Для выполнения его плана подходит только северный котел, и потому необходимо сосредоточить все реактивные истребители внутри его. Оказывается, что число пригодных к использованию реактивных самолетов, включая бомбардировщики и истребители, на настоящий момент равно 180. На фронте мы давно ощущаем, что противник имеет численное преимущество примерно двадцать к одному. Учитывая, что реактивные самолеты требуют особенно длинных взлетных полос, ясно, что взлетать они могут лишь с немногих аэродромов в северном котле, о котором идет речь. Я отмечаю, что, как только мы соберем наши самолеты на этом небольшом числе аэродромов, их днем и ночью начнут бомбить вражеские бомбардировщики, и с чисто технической стороны боевая эффективность сведется к нулю через пару дней. В этом случае воздушное пространство над армией генерала Венка очистить не удастся, и катастрофа станет неизбежной, поскольку армия потеряет стратегическую мобильность. Я знаю из личной беседы с генералом Венком, что его армия рассчитывает на мои гарантии свободного от врага неба, считая это надежным фактором, – так было много раз во время наших совместных действий в России.

На этот раз я не могу взять на себя такую ответственность и твердо отказываюсь от назначения. И снова вижу, что Гитлер позволяет свободно выражать свое мнение тем, кто, как он верит, действует в интересах страны. Я вижу, что Гитлер готов пересмотреть свое мнение. С другой стороны, он не верит тем, кто берет на себя ответственность, а потом не выполняет обещанного.