Пиндар, Вакхилид. Оды, фрагменты

1с Пифийского победителя о медном щите,
Милостью глубоко подпоясанных Харит,
Хочу я прокричать Телесикрата,
Обильного мужа,
Венец Кирены, гонительницы коней, —

Той Кирены, 5
Которую из гудящих ветром впадин Пелиона,
Дикую деву,
Похитил Феб с золотых колес,
Чтоб владычить ей там, где обильными стадами и плодами
Расцветает третий корень[277] бескрайней милой земли.
1а Сереброногая Афродита 10
Вышла навстречу делийским гостям,
Взявшись за слаженную богом колесницу
Легкою рукой;
Милый стыд принесла она к сладкому их ложу,
Общий брак смесила она меж богом и дочерью
Мощного Гипсея,
Царя окружных лапифов,
Третьего в роду[278] от Океана, —
А его в славных складках Пинда 15
Родила, возрадовавшись о ложе Пенея,
Наяда Креуса,
1э Дочь Земли.
Это он вскормил Кирену, чьи локти сильны,
И не любила она ни возвратный бег челнока по станку,
Ни радость пиров среди верных друзей, —
Нет: меч и дрот 20
Медный обрушивала она на лесных зверей,
Мирный покой добывая для отчих стад
И мало взыскивал с ее век перед зарей
Сладкий наложник — сон. 25

2с В безоружном одноборстве с тяжелым львом настиг ее
Дальний стрелец с широким колчаном, Аполлон;
И так он выкликнул Хирона из покоев его — 30
«Выйдя из святых пещер, сын Филиры,
Подивись на женскую мощь и дух,
Как юная бьется, не дрогнув лбом,
Сердцем осиливая усталь,
В душе не обуреваемая страхом!
Кто родил ее? Отсевном какого сева
2а Она держит убежища тенистых гор?
Силу она вкушает безмерную! 35
Праведно ли поднять на нее громкую мою руку,
Праведно ли с ее ложа сорвать медовый цветок?»

И ярый кентавр,
Усмехнувшись из-под добрых бровей,
Отозвался таким ему советом:
«Умному Эову
Тайные вверены ключи
Святых ласк. 40
И богам и людям
Стыдно у всех на виду
Мять первины сладкого ложа, —
2э Оттого-то тебя, кто не властен лгать,
Медвяный пыл
Понуждает к притворному слову[279].
Откуда ее род,
Спрашиваешь ты, владыка?
Спрашиваешь ты, кто знаешь
Предел всех путей и цель всех вещей, 45
И сколько вешних листков брызжет из земли,
И сколько песчинок клубят моря и реки меж вихрей и волн,
И все, чему быть, и откуда быть?
Но уж если тягаться мне с мудрым, 50
3с То слово мое — вот:

Ты пришел сюда быть ей мужем,
Ты умчишь ее за море в избранный Зевсов сад[280],
Ты поставишь ее владычицею города,
Где надравнинный холм принял люд с островов[281],
И державная Ливия, край широких лугов, 55
По-доброму примет в золотом дому твою славную нимфу,
И будет ей жребий — взять эту землю в дар,
Не бесплодную порослями, не беззнатную живностями,
3а И родит она дитя, которое светлый Гермес
От милой матери
Умчит к престолам Земли и Времен[282]. 60
На колени приняв младенца,
Увлажнят они ему губы нектаром и амвросией,
Поставят его в бессмертии Зевсом и Аполлоном,
В отраду ближним, в охрану стадам —
И за то назовут его Номием — пастырем и Агрием — ловчим,
А за это — Аристеем, лучшим из всех»[283]. 65

Это сказав,
Побудил он Феба к сладостному браку.
3э Быстр божий труд, краток божий путь:
В тот же день устроился брак
В терему золотой Ливии,
Чтобы править ей там городом,
Лучшим в красоте, ведомым в борьбе. 70

Так и теперь,
У трижды святого Пифона
Сын Карнеада
Сочетал Кирену с цветущей Удачей:
Он явил Кирену в победе своей,
И она его примет, благосклонная,
В отчий край, где прекрасны женщины,
Ибо несет он из Дельфов вожделенную славу. 75

4с О великом речь — всегда велика;
Краткость расцветив — знатока потешишь;
А знать свой час — превыше всего.
Видели семивратные Фивы:
Знал свой час Иолай[284], 80
Когда отрубил он лезвием голову Еврисфея
И был зарыт,
Где лег и праотец его, колесничник Амфитрион,
Гость кадмейских спартов[285], ристателей белых коней,
4а Которому умная Алкмена
От него и от Зевса
Родила в одни роды двух необорных близнецов. 85
Но какой глупец не обратит уста свои к Гераклу,
Не помянет Диркейскую струю,
Вспоившую и его и Ификла?
Мне же петь их по добром исходе каждой мольбы.

Да пребудет со мною
Чистый свет звенящих Харит! 90
Я говорю:
И на Эгине,
И на Нисейском склоне
Трижды прославил он этот город[286],
4э Трудом избежав безмолвного бессилия.
Пусть же ни единый из сограждан,
Ни друг, ни враг
Не темнит молчанием добрый труд, что принят за всех,
И не рушит завета морского старца[287], —
А завет таков: 95
«Хвали и врага за красивые дела
Всем сердцем, и будешь прав».
Недаром, Телесикрат,
Глядя на многие одоления твои[288],
Девушки молча молят
Каждая себе такого мужа или сына, 100
На урочных ли празднествах Паллады,
5с На олимпийских ли,
На тех ли, что в честь глубокогрудой Земле,
На несчетных ли в твоей родине.

Утолена моя песенная жажда,
Но иная некая древняя слава движет меня
Это долг
Разбудить память прародителей твоих, 105
Что сошлись под город Ирасу о ливийской жене,
Что сватались к дочери Антея
За прекрасные ее кудри, за добрую ее славу.
Много было лучших из соплеменных,
Много притязало из чужеродных,
Ибо видом была она чудо,
5а И на цветущий плод златоувенчанной ее Юности
Льстился каждый жнец. 110
Но к славнейшему браку растил ее отец:
Слышал он, как Данай для сорока восьми дочерей[289]
Быстрого брака достиг в Аргосе в предполуденный час,
Выведя хор их к рубежу борьбы,
Спором ног повелев решать, 115
Которая — кому из сошедших в зятья.
5э Так и ливиец
Выбрал жениха по невесте:
Он поставил ее во всем уборе ее
Целью у предельной черты,
Он сказал, что уведет ее тот,
Кто первым домчится коснуться ее одежд; 120
И тогда-то Алексидам,
Вырвавшись в быстром бегу,
Милую деву взял рукою за руку
И повел сквозь конные толпы номадов.
А они им сыпали листья[290] и несли венки,
Ибо крылья многих побед 125
Бились у него за плечами.