Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919)

Копии ответа Рутенберга Колосову найти в RA не удалось, хотя основные его пункты представить себе не трудно. Уже отмечалось, что ответ на апрельскую статью 1906 г. Маски (Манасевича-Мануйлова) в «Новом времени» ЦК не давал, если за таковой, конечно, не считать глухое и натужное признание, сделанное в октябре (через полгода!) о том, что «личная и политическая честность П. Рутенберга стоит вне всяких сомнений». Нелепо обсуждать вопрос о том, почему Рутенберг «дал согласие» на эту почти механическую адвокатскую реплику – о вынужденности его, «солдата революции», положении, застрявшего между зубьев бездушной партийной машины, подробно говорилось выше.

Самым серьезным мотивом, звучащим в вопросах Колосова, причем не потерявшим своей актуальности до сегодняшнего дня, остается тема возможных текстовых вставок (версий), которые Рутенберг мог внести после разоблачения Азефа, действуя как бы с развязанными руками и обеспечивая себе тем самым полное «алиби» за счет фактически замолчавшего свидетеля.

В частности, с этим связан 3-й пункт колосовского письма, в котором речь идет об «активистах». Подразумевается следующее место из ДГ:

Краснов <Чернов> и Субботин <Савинков> уехали. А Азеф занялся техической разработкой плана покушения, давая мне детальные инструкции: где, на каких улицах, в какие часы ставить извозчиков, в каких ресторанах бывать, как сноситься с ним (Азефом), как получить разрывной снаряд и пр. Весь план «симуляции» был настолько легковесен, что, при практическом обсуждении его, возможность неудачи вырисовывалась еще яснее.

Не могу сейчас восстановить в памяти моих разговоров с Азефом по этому поводу. Но факт тот, что он признал возможность неудачи и необходимость в этом случае убить одного Гапона. Так как всякие сношения мои с ЦК прекращались с моим отъездом из Северска <Гельсингфорса>, то необходимо было все заранее предвидеть и заготовить также и для этого второго случая. Что Азеф и сделал. Он обратился к N-ам (революционная партия) <финская рабочая партия>, изложил им положение дела, заявив, что в случае, если придется убить одного Гапона, это будет сделано в Финляндии, между Петербургом и Выборгом, где понадобится помещение, лошади и люди. Он спрашивал эту организацию, чем они могут нам помочь (С. 64).

Дать беспристрастный ответ на вопрос Колосова – велись ли Азефом переговоры с финнами, или Рутенберг уже задним числом ввел это место как вариант, предусматривавший кровавую развязку в Озерках, – не представляется возможным: если говорить о какой-то односложной и однозначной истине, то она унесена героями гапоновской истории в могилу. Однако из этого вовсе не следует, что мы обречены довольствоваться субъек-тивно-вкусовыми оценками/пристрастиями и более или менее убедительно звучащими гипотезами.

Весь ход этого дела – логика спора Рутенберга с ЦК – свидетельствует о том, что обвиненный в превышении полномочий убийца провокатора Гапона действовал совершенно адекватно на разных его этапах, и в его версии событий нет никаких противоречий между тем, что он говорил до и после разоблачения Азефа. Не существует документов, опираясь на которые можно было бы доказать обратное. Вот почему даже если занять по отношению к ДГ крайне скептическую позицию, вряд ли можно всерьез говорить о какой-либо уязвимости его автора.