Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942)

Об Иловайском пока получила следующий гадательный отзыв Руднева: «Боюсь, что Вы вновь (???) отступаете от той реалистической манеры (???), которой написан Волошин». Но покровительствующая мне Евгения Ивановна <3ильберберг> уже заронила словечко у Г<оспо>жи Фондаминской (мы незнакомы²) и, кажется (между нами) Дедушку проведут целиком (Цветаева 1994-95, VII: 262).

Начиная с 10-х гг., Амалия Осиповна страдала болезнью легких, нещадные хронические плевриты разрушали ее легкие, пока наконец в начале 30-х туберкулезная болезнь не приобрела экстремальный характер. В. Зензинов рассказывает об этом так:

В конце июля 1933 года она вернулась в Париж из Грасса с очередным своим плевритом, который заполучила, ухаживая за старушкой англичанкой, своей приятельницей. «Очередной плевритик!» – говорилось в их доме. Этот очередной плевритик превратился, однако, в воспаление легких, и болезнь была настолько серьезна, что на этот раз нарушила все течение их жизни. Лечиться пришлось по-настоящему (Зензинов 1937: 99).

Ср. в письме Т.И. Манухиной к В.Н. Буниной от 29 сентября 1933 г.:

Амалия Осиповна медленно выздоравливает. У нее было 3 воспалительных фокуса в легких, один за другим. От плеврита в августе она очень ослабела, а тут еще новая болезнь ее настигла. Ослабело и сердце от этих двух серьезных заболеваний. Лечит ее Иван Иванович <Манухин>. Я ее посещать не смею. Иван Иванович потребовал, чтобы никаких посетителей не было. Они ее утомляли. Слава Богу, что ей лучше: она уже сидит в постели и температура нормальная (Пахмусс 1996-97, № 173: 206-07).

Именно последний период – «месяцы ее умирания», по выражению Гиппиус, – является основным для интенсивной переписки Фондаминских с Рутенбергом, представленной ниже. Провал между 18 февраля 1934 г. и следующим письмом, появляющимся только через год – 15 февраля 1935 г., это время, когда Амалия Осиповна в течение 8 месяцев находилась сначала в швейцарском санатории Leysin, а затем, с начала октября, в Грассе. Спасти ее было уже невозможно, и этот предсмертный кризис стал каждодневной, бытовой формой существования в доме Фондаминских, примирив и саму Амалию Осиповну, и людей, ее окружавших, с неизбежностью стремительно приближавшегося конца. В причудливой смене робкой и ненадолго вспыхивавшей надежды и вынужденного подчинения неизбежному прошли несколько последних лет ее жизни.

Смерть Амалии, наступившая 6 июня 1935 г., больно ударила по людям, близко ее знавшим.

Ее смерть, ее похороны, письма ее мужа и его революционного друга <Зензинова> – очень поучительны и поразительны, – писал друживший с Амалией Д.В. Философов польской писательнице Марии Домбровской (письмо от 6 июля 1935 г.). – <…> Сейчас пытаюсь писать о Пил<судском>¹³ (воспоминания) и об Amalii. Но просто нет физических сил, ничего не выходит (Дюррант 1993: 77).

Т.И. Манухина в недатированном письме к Буниной следующим образом описывала проводы Амалии, упоминая, между прочим, ощутимые иудео-христианские шероховатости этого события: