- А вы, э… э… мистер Робинсон, - сказал. Ньюмен, с трудом выдавливая из себя слове «мистер», - поёте гимны красных, агитируете против правительства, а потом удивляетесь, почему пришли чужие дяди в мундирах?… Ладно, собирайте ваши пожитки - и пошли…
- Не смейте его трогать! - вырвалась вдруг вперёд Салли Робинсон. - Вы, грязный сыщик, уберите руки, не смейте дотрагиваться до Джемса Робинсона!
Салли была вне себя. Её тоненькая фигурка дрожала с головы до ног. Ньюмен зарычал на неё:
- Убирайся отсюда, чёрная дура, пока тебя не забрали!
Салли стояла у него на дороге. Он шагнул вперёд и изо всей силы толкнул её в грудь. Маленькая женщина, застонав, опрокинулась навзничь. В этот же момент раздался резкий вскрик, и Чарли повис на сыщике. Он вцепился в Ньюмена и, точно клещами, сдавил ему горло. Сыщик замотал головой, стараясь оторвать от себя мальчика. Со всех сторон на помощь сыщику ринулись полицейские.
- Не позволю! Не смейте бить мою мать!… - крикнул Чарли.
Но вдруг его руки разжались: тяжёлый приклад пистолета опустился ему на голову.
Высокий полицейский равнодушно оттащил в сторону бесчувственное тело мальчика.
- Всех - по машинам! - хрипло скомандовал Ньюмен.
Истошно взвыли сирены. Людей прикладами впихивали в автомобили. Из «Колорадо» поспешно выносили убитых и раненых.
Следствие по делу о «заговоре против существующего строя» велось в таком быстром темпе, что уже в полдень ближайшего понедельника можно было назначить заседание суда.
В понедельник, утром, задолго до начала заседания, к зданию суда начали стягиваться конные и пешие полисмены. Их было так много, они так старательно оцепляли всю дорогу, ведущую от тюрьмы к зданию суда, так густо стояли у всех окон и дверей, что каждому прохожему становилось ясно: судят чрезвычайно злостных и опасных преступников.
Разумеется, и присяжные, явившиеся в суд, также обратили внимание на удесятерённое число полицейских в зале и снаружи и сделали из этого нужные выводы.
Присяжных заседателей было двенадцать. Два крупных торговца кожами, аптекарь. пастор из прихода на Парк-Авеню, владелец «Атенеума» Тэрнэр, ярый ненавистник негров, кузнец Милло - отец Долговязого Лори, управляющий заводом Милларда Коттон, агент по продаже недвижимости, человек недалёкий и равнодушный ко всему, кроме собственного благосостояния, банковский клерк, два фермера, арендующие земли у Большого Босса, и мисс Вендике.
Задолго до начала заседания зал суда был переполнен.
В первых рядах сидела публика из Верхнего города со своими великосветскими приятелями, специально приехавшими на процесс знаменитого негритянского певца. Парк Бийл восседал со всем своим семейством и приготовлялся смотреть на судебную процедуру, как на интереснейший матч. Он мысленно прикидывал силы прокурора и защитника, приехавших из Нью-Йорка. Разумеется, защитнику, скромному, бледному человеку со сдержанными движениями, не выстоять против щеголеватого, уверенного в себе прокурора.
Если бы оказался подходящий партнёр, Парк Бийл непременно заключил бы с ним пари и поставил бы крупную сумму на прокурора. Это было бы верное дело, но все понимали, что шансы прокурора намного выше, и никто не стал бы спорить с Бийлом и просаживать так глупо свои деньги.
Задние ряды были заняты Горчичным Раем. Здесь находились все друзья обвиняемых. Прижавшись к Салли, сидели Василь и близнецы Квинси. Все эти дни перед судом они провели в доме Робинсонов, и Салли стала для них как бы второй матерью.
Василь ещё крепился и старался сохранить хоть видимость спокойствия. Зато Вик и Бэн Квинси выглядели совсем несчастными, когда полисмены ввели подсудимых, Бэн не выдержал и закричал сквозь слёзы:
- Папа, папа, мы здесь!
Зал сотнями глаз уставился на подсудимых.
Джим Робинсон вошёл так, как, вероятно, входил он на все эстрады мира: полный самообладания.
Тотчас же за Джимом, стараясь во всём подражать ему, спокойно и бесстрашно глядя на публику, вошёл Чарли. В зале пронёсся гул. По газетам, племянник певца был дюжим парнем разбойничьего вида, с повадками гангстера. Тут же, перед публикой, стоял ток-кий, как тростинка, мальчик с живым и привлекательным лицом, с высоким, умным лбом, над которым вились блестящие чёрные волосы.
У Ричи в тюрьме отросли маленькие усики, и это придавало ему бравый и военный вид.
Иван Гирич шёл, хмуро и неподвижно глядя перед собой, и когда кто-то из передних рядов кинул ему: «Большевик!», - он даже не повернул головы. Зато Квинси озирался по сторонам с самым безмятежным видом. как будто он пришёл поглазеть на какое-то интересное зрелище. Он сразу насторожился, услышав голос Бэна, и ободряюще махнул сыновьям рукой.
Фотографы и кинооператоры проворно выскочили вперёд, защелкали объективами, закрутили ручки киноаппаратов. Заняли свои места секретари, стенографисты и судебный распорядитель.
- Суд идёт. Прошу встать! - громко объявил он.