Пёрышко

Полянка небольшая, деревьями окруженная взору открылась. От травы свечение изумрудное исходит. Посреди полянки - озерцо небольшое, тоже сияющее, а на краю его - девушка красоты необыкновенной. Тело ее в воде находится, а все, что выше пояса - над озером. Руками она в берег упирается. Ах, какое лицо у нее - глаза огромные, носик маленький и песня из уст ее льется, ручейком журчит. А в метре от озера мой дружинник стоит - на девушку неотрывно смотрит! 

А она еще пуще старается! Руку к нему тянет и пальчиками манит-манит! Он шаг делает, другой! А я хочу его удержать, схватить, да только двинуться не могу - словно занемело тело мое. И тут Ясна к озеру бросается и мечом прямо по девушке ударяет! Замерло будто все. А потом меч ее, в воздухе повисший, с размаху о воду бьет, а девушка уже с другой стороны озера находится - и хохочет-хохочет страшным грубым голосом. 

- Ты что здесь делаешь, глупая! Уходи, это мой избранник! 

- Не отдам! Уходи, нечисть! - Ясна ей отвечает.

- Не любит он тебя, любил бы, на зов мой не откликнулся. 

- Все равно не отдам! Богдан, вяжи его! Он сам к озеру идет!

И   правда, Неждан медленно шагал к воде. Пошевелил я руками - слушаются вроде. И к воину кинулся, повалил на землю и связывать его же поясом  стал. Он вырывался, а потом глаза закрылись и Неждан шевелиться перестал. Послушал сердце его, к груди ухо приложив, билось оно ровно и громко. Спит? 

Встал и увидел... нет, не на Ясну смотрел... на девушку эту волшебную, что ручки свои тоненькие в мою сторону тянула и говорила тихим нежным журчащим голоском:

- Иди ко мне, милый, иди ко мне...

А я смотрел на пальчики ее тонкие и глаз отвести не мог. И, кажется, стоял на месте, не двигаясь...

***

Богдан медленно шел к озеру, глядя на шутиху пристально. Отбросив в сторону меч, обеими руками вцепилась я в его руку, да только, легко оторвал он от себя мои пальцы... И шел дальше. Звала его, кричала, пыталась удержать, да шел он все равно. Нет в его сердце любви ко мне! Слышит зов ее! Что же делать? Как спасти Богдана? Связать-то, удержать его сил моих не хватит!

Обежала вокруг и встала между ним и озером. Только он руку протянул и начал отталкивать в сторону. Тогда, рванувшись изо всех сил, прижалась к нему всем телом, руками обхватила голову и поцеловала. Всю свою любовь в поцелуй этот вложила, всю нежность, что год копилась в моем сердце. Целовала губы его, волосы гладила. 

Отодвинулась чуть и в лицо посмотрела - глаза закрыты и не двигается, не идёт дальше! Обернулась назад - а озера-то и нет никакого! И шутиха исчезла! И полянка - темная стала, только звёздами и освещаемая. 

Мы спаслись! Только Богдан глаза не открывает почему-то. Более того, обнимать сам меня стал! Губы его горячие вдруг на шее моей оказались. И так нежно целовали там, что забыла я обо всем на свете!

Ничего не хочу знать, кроме губ его. Ничего не хочу слышать,  кроме сбившегося дыхания моего любимого. Ни о чем не хочу думать, кроме как о том, чтобы он никогда не останавливался. 

Как же я скучала по ласкам его! Как же не хватало мне его шепота нежного! Неужели имя мое шепчет? Невозможно это. Но чуть отрываясь от меня, губы Богдана еле слышно, невесомо... "Ясна-а..." 

И удержаться не могла, срывала рубаху с него, чтобы к коже его гладкой руками.... "Богда-ан, любимый мой".

Не поняла, не заметила, как шнуровка на платье развязанной оказалась, как до талии спустилось оно сверху... На секунду губы его от моих оторвались только... И вот они уже к груди подбираются! И жарким, влажным движением  - языком, по самым вершинкам, до боли сжатым, напряженным  то ли от ветерка ночного, их обдувающего, то ли от безумного желания, которое муж мой во мне вызывает! 

И ведь знаю, помню еще, что недалеко совсем дружинник спит. Понимаю, что разбудить его могу... И поэтому губы кусаю, чтобы не стонать. Но сквозь боль, сквозь зубы на губе стиснутые, мои, мои стоны  наружу все равно вырываются! 

- Ясна?

- Я, здесь, с тобой, милый мой! 

- Не могу больше...  Хочу тебя...

Какой голос у него хриплый... А руки беспорядочно, дико по платью двигаются - подол вверх поднимают. Не время, не место было, но сама не могла противиться - низ живота моего огнём горел... Вцепилась, впилась в губы его, и сама! сама одежду свою на себе срывала! 

Он рубаху на землю постелил  и меня хотел на нее уложить. Но мне тоже нужно было, до боли нужно было потрогать, поласкать любимого. Толкнула его на траву,  да, впрочем, он и не сопротивлялся! На руки свои опиралась, а губами вниз от шеи его двигаться начала. Языком по груди водила, где целовала, кожу  в рот свой втягивая, где прикусывала, чтобы тут же, языком лизнуть... 

И неумолимо к штанам его приближалась, туда, где под тканью грубой большим напряженным холмом плоть его наружу, прочь из одежды рвалась. 

- Потрогай меня... там...