Пётр и Павел. 1957 год

К двум часам ночи все формальности были закончены. Врач "скорой" поставил диагноз, из которого следовало, что смерть наступила от внезапной остановки сердца, и выдал туго понимающему, что вокруг него происходит, Тимофею соответствующую справку. Тело Елизаветы Павловны увезли в морг, и в доме Семивёрстовых образовалась тяжёлая, гнетущая пустота, возникающая всякий раз, когда из него навсегда уходит человек, долгие годы проживший здесь. Куча дорогих мелочей, милых сердцу пустяков вдруг становится совершенно никому не нужными; висящие в платяном шкафу платья ещё очень долго будут хранить едва уловимый аромат, как скорбное напоминание об ушедшем; и только на желтеющих год от года фотографиях, что висят на стенах или аккуратно вклеены в семейный альбом, останется всё та же живая улыбка, всё тот же молодой, не подвластный безжалостному течению времени жизнерадостный взгляд.

Алексей Иванович и Иван, так и не понявшие до сих пор, кто они и что им делать, сидели на диване, сложив руки на коленях, как послушные первоклассники, изредка молча переглядывались и опять замирали в ожидании, не очень представляя, как им в такой ситуации себя вести. Просто встать и уйти они не могли, но и оставаться в этом доме с каждой минутой становилось всё тяжелее и нелепей. Более дурацкое положение было трудно даже вообразить. Дуня, весь вечер помогавшая Семивёрстову, сидела за столом и, уставившись неподвижным отрешённым взглядом куда-то в пространство, тоже сидела не шевелясь И только один Тимофей, совершенно потерянный, безцельно ходил по комнате из угла в угол, вздыхал, мотал головой, что-то тихо бормотал, но что именно, понять было невозможно. Лишь изредка сквозь безсвязное бормотание прорывался один и тот же вопрос: "Как же я теперь без тебя?.. Ну, как?!.." Потом сел на стул рядом с Дуней, обхватил за плечи, уткнулся ей в плечо и захлюпал носом.

– Не надо, Тимофей Васильевич… Я, пожалуй, пойду…

– Сиди! – приказал Семивёрстов. – Я тебя сегодня никуда не отпущу!..

– Так ведь люди же тута… Что подумают?..

– Люди?.. Какие люди?.. – мутный взгляд его уперся в гостей, сидящих на диване; он про них совершенно забыл. – A-а!.. Вы ещё здесь?.. Не ушли… Это хорошо… Я что хочу сказать?.– он нахмурился так, словно силился вспомнить что-то очень важное, существенное, и никак не мог. – Да… О чём это я?.. Ну, конечно, об этом! Всё об одном!.. Она мне другом была! Понимаете?.. Не родительница, нет! Друг!.. Настоящий! И по правде сказать, единственный!.. Таких ещё поискать!.. Отца своего я совсем не знал, то есть абсолютно. А Василий Михайлович Семивёрстов отчим мне… Но это только формально, а по сути – он мой настоящий отец… Именно он!..

И Тимофей, путаясь и сбиваясь, рассказал притихшим приятелям и соседке Дуне историю жизни своей матери, троюродной внучки Ивана Андреевича Крылова Елизаветы Павловны Семивёрстовой.