Пётр Прусов

Вспоминается один школьный эпизод. Был у меня одноклассник-прия- тель Евгений Дудкин (ныне он – белорусский журналист). Так вот, Жене трудно давалась математика. А сидели мы с ним на последней парте. Математичка (которая тоже была Прусова, но не родственница моя, а лишь однофамилица) любила во время контрольных ходить по классу, а затем присаживалась на подоконник у последней парты, где мы как раз сидели. Рядом с ней ни списать, ни помочь друг другу не было ника- кой возможности.

Однажды мы взяли и намазали подоконник чернилами. А она в тот день как нарочно пришла в белоснежной юбке. И когда математичка села на подоконник, я вскочил и сказал ей: «Встаньте, там вроде чер- нила были пролиты…». Она встала – на её белоснежной юбке осталась чёткая чернильная полоса.

Естественно, она рассказала об этом нашему классному руководи- телю. Нас оставили после уроков, и мы с Женей Дудкиным ждали раз- носа. Вскоре Иосиф Григорьевич Пашкевич пришел к нам и рассказал одну поучительную историю: «Закон Божий у нас в гимназии читал священ- ник, который любил присесть за стол и ёрзать своим большим живо- том, упиравшимся в край стола. Мы, мальчишки, тоже решили над ним подшутить и намазали край стола чернилами. А в тот «чернильный» день батюшка пришёл не в черной рясе, а в парадной. Когда он встал из- за стола, ряса была безнадежно испорчена. Наказали нас так, что мало не показалось. В гимназию пришлось привезти два воза дров, наколоть их и сложить в поленницу. Мы боялись получить «двойки», поскольку

«двойка» по Закону Божию не давала права никуда поступать в доре- волюционной России… Искупали мы свою вину как могли!».

… И на этом рассказе мудрого учителя о батюшке и Законе Божьем

воспитание Пети Прусова и Жени Дудкина закончилось. Они ещё спросили испуганно: «А нам что, тоже дрова надо в школу привезти?»...

– «Да нет», – мирно ответил Пашкевич.

От редактора

В раннем детстве Петру Прусову повезло дважды. За столько корот- кий период жизни судьба оберегала его. Он родился на оккупирован- ной территории, но как младенец в возрасте «без году неделя» не представлял никакого интереса для оккупантов. Детей постарше эше- лонами вывозили на территории Польши и Германии в батрачество.

Пережил Петя под крылом у мамы и голодное, холодное время зим 43–44 и 44–45 годов, когда на освобождённой территории дети снова пошли учиться грамоте. Классы формировались разновозрастные, большинство переростков, многие сидели за самодельными столами в солдатских обмотках и обгоревших гимнастёрках, были и такие, что приходили на занятия с боевыми партизанскими наградами! Школы в Лиозно были разгромлены. Жили дети в бору в приспособленных зем- лянках (почти за 4 километра от сгоревшего здания школы). Старше- классники заготавливали дрова, трудились на полях, разбирали руины, высаживали деревья, и при всём этом на высоте были спорт и художе- ственная самодеятельность. Много внимания этому уделял тот самый Степан Максимович Талай, первый послевоенный директор русской школы в Лиозно, о котором уже вспоминал Пётр Михайлович Прусов.